Как козаки от украинской армии в Бруклине «косили»
1 января 1970
05.05.2017 - 2:00
До того, как я начала брать у них интервью, я была уверена, что кого-кого, а людей с украинскими армейскими повестками я там не встречу. Но мир оказался шире моих представлений о нем.
Если хочешь откосить украинскую армию, ехать за этим непосредственно в Соединенные Штаты, если честно, совершенно необязательно. Это всего один из вариантов многообразного выбора, возникающего в этой ситуации. Перед этим выбором встают те, кто решил то ли жизнь себе сохранить, то ли карму.
Школьный учитель из Полтавы Валера уехал конкретно от мобилизации. Это редкий случай, но это случай живого человека, в данный момент живущего на улице (бомжа, проще говоря). Стандартная схема: приехал по туристической визе и не уехал. Начал процесс легализации. Процесс то ли затормозился, то ли главный герой его вовремя финансово или документально не подтолкнул (это может быть как его ответственность, так и чья угодно вообще; американская бюрократия и юриспруденция достойны долгого разговора).
Собственно, с его историей я столкнулась как с побочной, во время написания материала о бруклинских бомжах.
Имени своего настоящего школьный учитель из Полтавы говорить не хочет, что вполне понятно, однако показывает обеими руками стопку бумаг сантиметров семь высотой — «Это вот столько повесток у меня было перед тем, как я сюда свалил».
Выбор страны в связи с побегом может быть каким угодно, но в данном случае человеку могло просто хотеться в Америку. Параллельно со всеми остальными процессами.
Уехать в Штаты и через годы оказаться там в статусе бомжа — случай совершенно не уникальный, их тысячи, но если мы сталкиваемся вдруг именно с такой историей, то в голове необходимо держать тот факт, что в бомжи попадают при некоторой совокупности обстоятельств, которые видно только в том случае, если специально занимаешься вопросом.
Во-первых, перед этим человек, скорее всего, не снимал отдельную квартиру официально и не платил за нее официально жирные американские доллары. Если у тебя изолированная квартира в ренте и есть деньги, чтобы ее оплачивать, есть постоянная работа и другие признаки полусреднего класса, то твой шанс оказаться на улице стремится к нулю. На улицу попадают из съемных комнат с подселением, общаг и шелтеров.
Во-вторых, перед твоим попаданием на улицу твое погружение в увлекательный мир алкоголя, скорее всего, было несколько глубже, чем обычно. Это не обязательно и не всегда факт, но держать эту деталь в голове, повторяю, необходимо.
В третьих: то, на что люди относительно благополучные обычно не обращают внимания, потому что не знают, что его надо обращать. Перед попаданием на улицу у каждого первого оказавшегося там была какая-то психическая травма: развод, увольнение, судебный процесс, тюрьма, смерть близкого, авария с переломами или любой другой повод для нахождения в госпитале. У всех, кто оказался на улице (а я продолжаю работу по сбору историй бездомных и мне есть что анализировать) обязательно произошло что-то тяжелое, связанное с потерей здоровья, партнера, семьи, свободы, и, как следствие — падение самооценки, апатия, депрессия — которую они, как вы правильно догадываетесь, не стали лечить, потому что были уверены, что это не болезнь и нужно просто выпить с другом.
К чему я это говорю?
К тому, что встретить в бомжатнике человека, который попал туда в процессе откоса от украинской армии — уникальное приключение. До того, как я начала брать у них интервью, я была уверена, что кого-кого, а людей с украинскими армейскими повестками я там не встречу. Но мир оказался шире моих представлений о нем.
Обычно первые несколько лет ты как-то держишься, бегаешь по адвокатам, работаешь не покладая рук на какой-нибудь стройке, пытаешься пробиться в американские люди. Сдаются и спиваются люди намного позже. Здесь же все произошло быстро, и трех лет не потребовалось.
Валера, конечно же, употребляет алкоголь, и пока он относительно трезв, его ораторские способности сильнее, чем у его коллег. Я беру интервью по очереди, и, пока опрашиваю остальных, Валера вставляет раза три по пять своих копеек, которые умны, логичны, демонстрируют хорошее знание материала (этот человек знает все точные адреса и точный график работы всех церквей и столовых, где дают бесплатную готовую еду и чистую одежду для бездомных, знает по именам всех церковных волонтеров, и, повторяю, пока он трезв — он вообще гениальный собеседник) однако же я прошу его подождать своей очереди для более подробного интервью — и он не может ее дождаться, не напившись.
Напившись же, говорит что-то о некоем событии, потрясшем его в Америке до глубины души, погрузившем его в черноту и самоосуждение, после чего отказывается давать интервью и в слезах залегает на пол.
Если он попадется в руки иммигрейшн и станет подлежать депортации — теоретически на Украине он рискует сесть за дезертирство. Говорит, что друзья с Украины иногда помогают ему финансово.
Прикинув особенности американской юриспруденции, я примерно понимаю, как было бы правильнее поступить: просить политубежища как пацифист, который не может остаться в стране, со столь явным энтузиазмом направляющей его на бойню. Убежище с такой линией вряд ли дадут, сильно зависит от адвоката и его способностей, но пока его не дадут (а это годик-другой) — можно спокойно легально жить и работать. Жениться, разыграть гринкарту в лотерею — тысячи людей проделывают это в течение первых нескольких лет своего пребывания в Штатах. Однако здесь все зависит не столько от юриспуденции, сколько от самой идеи с ней бодаться, проникшей или не проникшей в конкретную человеческую голову. Для этого нужно иметь деньги на адвоката. Нужно понимать, зачем ты живешь, чего хочешь и к чему стремишься. Если человек оказался на улице — это уже означает, что понимание дало трещину.
Второй случай — тоже из бомжатника. В этом случае человек по имени Виктор получил гринкарту и может ездить по всему миру, в частности, он может где-то как-то заработать на билет (стройку бездомные уважают как место заработка и, есликогда у них есть силы, с удовольствием там работают; это живые деньги) и приехать на родину, пусть на время, но человек по имени Виктор точно этого хотел. Приезд на родину был его давно желанной акцией.
Он мечтал повидать друзей, семью, дочь. Но когда он всерьез туда засобирался, друзья написали: не едь. Сидишь в Штатах — и сиди. Если ты приедешь — тебя мобилизуют.
Мобилизация для Виктора оказалась, очевидно, страшнее жизни в бомжатнике. По крайней мере, именно эту причину он называет в ответе на вопрос: почему, оказавшись в самом низу, ты все-таки не уехал домой?
Третий случай в меру забавен, в отличие от двух предыдущих. Наш третий персонаж — давно в Америке, и давно является ее гражданином. Он достаточно успешен и об улице в его случае речь не идет. У него здесь вся семья, дети, бизнес; там — остались лишь родители и родственники родителей. Эти люди регулярно пересылают ему в Америку по почте те повестки, которые до сих пор приходят на его очень бывший украинский домашний адрес.
Читайте также: «Вы бандеровские ублюдки!» — украинская волонтёрша в шоке от отношения к ВСУ на Донбассе
Как такое может быть?
НацРада годами пережевывает вопрос о двойном гражданстве, однако, пережевывая, делиться своими гражданами ни с кем по-прежнему не хочет. У половины депутатов двойное гражданство есть, но вопреки закону о едином гражданстве в момент принятия нового гражданства человека НЕ лишают старого. Эта страна, как собака на сене, хочет одновременно невозможного: чтобы человек лишался гражданства Украины в момент принятия другого гражданства, и — чтобы он его не лишался, по крайней мере, по документам.
Аналогичная ситуация имела место в 2011 году с вашей покорной слугой: предъявив паспорт со въездной пмж-шной визой в Израиль и попросив служащую ОВИРа подать запрос в Раду (или куда это нужно делать?) о лишении меня украинского гражданства, я получила дулю с маком и извилистый ответ, что делать этого никто не будет просто потому, что для этого нужно писать президенту лично (тогда еще Януковичу). То ли письмо Януковичу из донецкого ОВИРа действительно было так сложно написать, то ли единого гражданства наши бывшие партнеры хотели и хотят исключительно на бумаге.
С нашими эмигрантами в Америке технически все происходит несколько по-другому. Выезжают они по украинскому паспорту вполне логично: другого нет. Затем, легализовавшись в Штатах и получив гипотетически гражданство, они приобретают паспорт другой. Но по-прежнему числятся украинцами. Это совершенно противозаконно, но так проще всем. Плюс типографии печают больше повесток, а почтальоны и участковые их больше разносят.
А теперь сюрприз: во всех трех перечисленных случаях речь идет о тех людях, которые не стояли на Майдане.
И среди косящих в Америке украинскую армию стоявших на майдане и «поддерживающих Украину в ее борьбе с Путиным» гораздо больше, и все они представляют собой огромную радость для американских строительных компаний — дешевую рабочую силу и нетребовательный к условиям человеческий ресурс. Их очень много сюда приехало и еще больше — приедет. Но о них говорить неинтересно.
Подведя черту, хочется сказать пошлость: выбор человека в самых гнусных обстоятельствах — существует. И даже если он звучит как «я хочу жить» , а не «я не хочу стрелять в живых людей» — для меня это выбор более понятен, чем, собственно, стрельба в людей.
Ната Потёмкина, «Журналистская Правда»
До того, как я начала брать у них интервью, я была уверена, что кого-кого, а людей с украинскими армейскими повестками я там не встречу. Но мир оказался шире моих представлений о нем.
Если хочешь откосить украинскую армию, ехать за этим непосредственно в Соединенные Штаты, если честно, совершенно необязательно. Это всего один из вариантов многообразного выбора, возникающего в этой ситуации. Перед этим выбором встают те, кто решил то ли жизнь себе сохранить, то ли карму.
Школьный учитель из Полтавы Валера уехал конкретно от мобилизации. Это редкий случай, но это случай живого человека, в данный момент живущего на улице (бомжа, проще говоря). Стандартная схема: приехал по туристической визе и не уехал. Начал процесс легализации. Процесс то ли затормозился, то ли главный герой его вовремя финансово или документально не подтолкнул (это может быть как его ответственность, так и чья угодно вообще; американская бюрократия и юриспруденция достойны долгого разговора).
Собственно, с его историей я столкнулась как с побочной, во время написания материала о бруклинских бомжах.
Имени своего настоящего школьный учитель из Полтавы говорить не хочет, что вполне понятно, однако показывает обеими руками стопку бумаг сантиметров семь высотой — «Это вот столько повесток у меня было перед тем, как я сюда свалил».
Выбор страны в связи с побегом может быть каким угодно, но в данном случае человеку могло просто хотеться в Америку. Параллельно со всеми остальными процессами.
Уехать в Штаты и через годы оказаться там в статусе бомжа — случай совершенно не уникальный, их тысячи, но если мы сталкиваемся вдруг именно с такой историей, то в голове необходимо держать тот факт, что в бомжи попадают при некоторой совокупности обстоятельств, которые видно только в том случае, если специально занимаешься вопросом.
Во-первых, перед этим человек, скорее всего, не снимал отдельную квартиру официально и не платил за нее официально жирные американские доллары. Если у тебя изолированная квартира в ренте и есть деньги, чтобы ее оплачивать, есть постоянная работа и другие признаки полусреднего класса, то твой шанс оказаться на улице стремится к нулю. На улицу попадают из съемных комнат с подселением, общаг и шелтеров.
Во-вторых, перед твоим попаданием на улицу твое погружение в увлекательный мир алкоголя, скорее всего, было несколько глубже, чем обычно. Это не обязательно и не всегда факт, но держать эту деталь в голове, повторяю, необходимо.
В третьих: то, на что люди относительно благополучные обычно не обращают внимания, потому что не знают, что его надо обращать. Перед попаданием на улицу у каждого первого оказавшегося там была какая-то психическая травма: развод, увольнение, судебный процесс, тюрьма, смерть близкого, авария с переломами или любой другой повод для нахождения в госпитале. У всех, кто оказался на улице (а я продолжаю работу по сбору историй бездомных и мне есть что анализировать) обязательно произошло что-то тяжелое, связанное с потерей здоровья, партнера, семьи, свободы, и, как следствие — падение самооценки, апатия, депрессия — которую они, как вы правильно догадываетесь, не стали лечить, потому что были уверены, что это не болезнь и нужно просто выпить с другом.
К чему я это говорю?
К тому, что встретить в бомжатнике человека, который попал туда в процессе откоса от украинской армии — уникальное приключение. До того, как я начала брать у них интервью, я была уверена, что кого-кого, а людей с украинскими армейскими повестками я там не встречу. Но мир оказался шире моих представлений о нем.
Обычно первые несколько лет ты как-то держишься, бегаешь по адвокатам, работаешь не покладая рук на какой-нибудь стройке, пытаешься пробиться в американские люди. Сдаются и спиваются люди намного позже. Здесь же все произошло быстро, и трех лет не потребовалось.
Валера, конечно же, употребляет алкоголь, и пока он относительно трезв, его ораторские способности сильнее, чем у его коллег. Я беру интервью по очереди, и, пока опрашиваю остальных, Валера вставляет раза три по пять своих копеек, которые умны, логичны, демонстрируют хорошее знание материала (этот человек знает все точные адреса и точный график работы всех церквей и столовых, где дают бесплатную готовую еду и чистую одежду для бездомных, знает по именам всех церковных волонтеров, и, повторяю, пока он трезв — он вообще гениальный собеседник) однако же я прошу его подождать своей очереди для более подробного интервью — и он не может ее дождаться, не напившись.
Напившись же, говорит что-то о некоем событии, потрясшем его в Америке до глубины души, погрузившем его в черноту и самоосуждение, после чего отказывается давать интервью и в слезах залегает на пол.
Если он попадется в руки иммигрейшн и станет подлежать депортации — теоретически на Украине он рискует сесть за дезертирство. Говорит, что друзья с Украины иногда помогают ему финансово.
Прикинув особенности американской юриспруденции, я примерно понимаю, как было бы правильнее поступить: просить политубежища как пацифист, который не может остаться в стране, со столь явным энтузиазмом направляющей его на бойню. Убежище с такой линией вряд ли дадут, сильно зависит от адвоката и его способностей, но пока его не дадут (а это годик-другой) — можно спокойно легально жить и работать. Жениться, разыграть гринкарту в лотерею — тысячи людей проделывают это в течение первых нескольких лет своего пребывания в Штатах. Однако здесь все зависит не столько от юриспуденции, сколько от самой идеи с ней бодаться, проникшей или не проникшей в конкретную человеческую голову. Для этого нужно иметь деньги на адвоката. Нужно понимать, зачем ты живешь, чего хочешь и к чему стремишься. Если человек оказался на улице — это уже означает, что понимание дало трещину.
Второй случай — тоже из бомжатника. В этом случае человек по имени Виктор получил гринкарту и может ездить по всему миру, в частности, он может где-то как-то заработать на билет (стройку бездомные уважают как место заработка и, есликогда у них есть силы, с удовольствием там работают; это живые деньги) и приехать на родину, пусть на время, но человек по имени Виктор точно этого хотел. Приезд на родину был его давно желанной акцией.
Он мечтал повидать друзей, семью, дочь. Но когда он всерьез туда засобирался, друзья написали: не едь. Сидишь в Штатах — и сиди. Если ты приедешь — тебя мобилизуют.
Мобилизация для Виктора оказалась, очевидно, страшнее жизни в бомжатнике. По крайней мере, именно эту причину он называет в ответе на вопрос: почему, оказавшись в самом низу, ты все-таки не уехал домой?
Третий случай в меру забавен, в отличие от двух предыдущих. Наш третий персонаж — давно в Америке, и давно является ее гражданином. Он достаточно успешен и об улице в его случае речь не идет. У него здесь вся семья, дети, бизнес; там — остались лишь родители и родственники родителей. Эти люди регулярно пересылают ему в Америку по почте те повестки, которые до сих пор приходят на его очень бывший украинский домашний адрес.
Читайте также: «Вы бандеровские ублюдки!» — украинская волонтёрша в шоке от отношения к ВСУ на Донбассе
Как такое может быть?
НацРада годами пережевывает вопрос о двойном гражданстве, однако, пережевывая, делиться своими гражданами ни с кем по-прежнему не хочет. У половины депутатов двойное гражданство есть, но вопреки закону о едином гражданстве в момент принятия нового гражданства человека НЕ лишают старого. Эта страна, как собака на сене, хочет одновременно невозможного: чтобы человек лишался гражданства Украины в момент принятия другого гражданства, и — чтобы он его не лишался, по крайней мере, по документам.
Аналогичная ситуация имела место в 2011 году с вашей покорной слугой: предъявив паспорт со въездной пмж-шной визой в Израиль и попросив служащую ОВИРа подать запрос в Раду (или куда это нужно делать?) о лишении меня украинского гражданства, я получила дулю с маком и извилистый ответ, что делать этого никто не будет просто потому, что для этого нужно писать президенту лично (тогда еще Януковичу). То ли письмо Януковичу из донецкого ОВИРа действительно было так сложно написать, то ли единого гражданства наши бывшие партнеры хотели и хотят исключительно на бумаге.
С нашими эмигрантами в Америке технически все происходит несколько по-другому. Выезжают они по украинскому паспорту вполне логично: другого нет. Затем, легализовавшись в Штатах и получив гипотетически гражданство, они приобретают паспорт другой. Но по-прежнему числятся украинцами. Это совершенно противозаконно, но так проще всем. Плюс типографии печают больше повесток, а почтальоны и участковые их больше разносят.
А теперь сюрприз: во всех трех перечисленных случаях речь идет о тех людях, которые не стояли на Майдане.
И среди косящих в Америке украинскую армию стоявших на майдане и «поддерживающих Украину в ее борьбе с Путиным» гораздо больше, и все они представляют собой огромную радость для американских строительных компаний — дешевую рабочую силу и нетребовательный к условиям человеческий ресурс. Их очень много сюда приехало и еще больше — приедет. Но о них говорить неинтересно.
Подведя черту, хочется сказать пошлость: выбор человека в самых гнусных обстоятельствах — существует. И даже если он звучит как «я хочу жить» , а не «я не хочу стрелять в живых людей» — для меня это выбор более понятен, чем, собственно, стрельба в людей.
Ната Потёмкина, «Журналистская Правда»
Источник - Русская весна
