Направо пойдёшь — нефть, налево — доллар. Куда повернёт русская экономика в грядущем году?
14 января 2017. Разместил: mediapuls
Какой ожидается в наступившем году обменный курс? Сколько будет стоить нефть? Какие реформы необходимы России? О ближайших перспективах на вопросы корреспондента «Руснекст» Ивана Васильева отвечает экономист Иван Таляронок.
Васильев: Иван, если вернуться на два года назад, когда всё валилось и падало, когда на валютных ценниках, казалось, вот-вот появятся трёхзначные числа, и когда либералы предвещали «путиномике» скорый крах — твои прогнозы оказались на редкость трезвыми и верными. Беру твою декабрьскую статью 2014 года «Время продавать доллары» на «Русской весне», потом смотрю на ценники сегодняшнего дня, и такое впечатление, что ты на машине времени съездил вперёд и уже тогда знал, как всё будет.
Эта формула, которая сейчас, после двух лет падений и отскоков, выглядит каким-то каноном — баррель нефти 55–60 долларов, доллар 55–60 рублей — как ты смог её предсказать? Сечин говорил про стодолларовый баррель, «Уолл стрит джорнал» обещал падение до двадцати…
Таляронок: Я не оракул, и точных предсказаний делать не могу. Рынок всё-таки гибкая система, цены постоянно колеблются под сотней разных воздействий. Но есть определённая точка равновесия, куда притягивается колеблющийся маятник. Как бы цены не скакали, кто бы ни пытался на них спекулировать, объективные условия всё равно будут толкать к этой точке. Мной была рассчитана наиболее вероятная цена нефти, что не так уж сложно. Довольно близкие цифры предсказывали норвежский министр энергетики Торд Льен, швейцарский банк «Креди Свисс»…
А зная цены на основные товары российского экспорта, — нефть и привязанный к ней газ, — нетрудно и курс валют рассчитать.
Васильев: Но вот сейчас Гринберг обещает на 2017 год такую же девальвацию рубля, как в 2014 году. Это возможно?
Таляронок: Ещё в два раза? Тогда рубль похудел вдвое, за доллар вместо 33-х стали давать 65 целковых. А сейчас, по мнению Гринберга, вместо шестидесяти сколько будут давать? Сто двадцать?
Васильев: Нет, имеется в виду, что нефть с 55-ти вернётся к 45-ти, как в конце 2014 года, а доллар подорожает до восьмидесяти рублей.
Таляронок: При нефти в 45 долларов за бочку, наш рубль будет меняться на доллар скорее по курсу 70 к одному. Как было прошлым летом. Восемьдесят — это перебор.
Васильев: Так упадёт нефть до сорока пяти или продолжит рост?
Таляронок: Может упасть, но вряд ли надолго.
Если бы рынок нефти был совершенно свободным, либеральным, цена стремилась бы к уровню 28–30 «зелёных» за бочку — это средняя цена свободного рынка за прошедшее столетие. В нынешних долларах, конечно.
Но сейчас нефтяной рынок стал во многом договорным рынком. Большую роль играет взаимодействие нефтедобывающих стран. Недавно они пришли к соглашению, и теперь ничто не мешает им поднять цены до шестидесяти. Дальнейший рост цен, выше шестидесяти, будет сдерживаться сланцевой добычей в США…
Васильев: Если Штаты играют на понижение, что мешает им сбить цену на нефть до тридцати?
Таляронок: Для этого им надо выбросить на рынок много дешёвой нефти, а это невозможно. США слишком богатая страна, и поэтому дорогая, добыча нефти там обходится дорого — никто не пойдёт на буровую работать за 1000 баксов в месяц, как в Иране или у нас. Кроме того, их экономика большая и потому энергоёмкая, им своей нефти не хватает. Сланца — да, у них много, но дешевле шестидесяти сланец разрабатывать маловыгодно.
Поэтому пока цены на нефть ниже шестидесяти, Штаты будут испытывать дефицит углеводородов и зависеть от покупки чужой нефти: в Заливе, в Мексике или Венесуэле. Значит, до уровня $60 за баррель всё регулирование находится в руках экспортёров.
Видно же, — стоило только нефтедобывающим странам договориться, ввести ограничения на добычу — сразу началось подорожание. Если к весне выяснится, что существующих ограничений недостаточно и нефтяные котировки снова поползут вниз — соберутся снова, договорятся и ограничат добычу настолько, насколько нужно.
Васильев: А ну как не договорятся?
Таляронок: У большинства экспортёров за два года кризиса резервы заметно истощились, а жить они привыкли хорошо, поэтому для всех, — от Саудовской Аравии до Ирана, — повышение цены «чёрного золота» жизненно важно. Деваться некуда, договорятся, невзирая на политические противоречия.
Так что не стоит рассчитывать ни на удешевление нефти, ни на рост курса доллара. Их нынешние значения близки к наиболее вероятным, к точке равновесия экономических возможностей и интересов.
Васильев: Зачем же либералы постоянно предвещают дешёвую нефть и девальвацию российской валюты?
Таляронок: Это уже не экономика, это такая религия. Они свято верят, что произойдёт некое античудо, из-за которого Россия окажется в катастрофическом состоянии и будет вынуждена снова принять все их рецепты спасения, осуществить под их диктовку реформы.
Васильев: На первый взгляд их рецепты привлекательны для бизнеса. Снизить налоги, создать
благоприятный инвестиционный климат…
Таляронок: Попробую объяснить, почему эти позитивные обещания вредны для экономики.
У меня дед агрономом был, он любил аналогии из жизни растений, чтобы сразу всё ясно. Вот вам такая аналогия. Все знают, что для роста растений тепло и влага — это хорошо. Но если абсолютизировать такую логику, то самая лучшая среда для роста — кипящий бульон. Тепла и влаги в избытке, расти — не хочу. А фактически — сваришься, съедят тебя и всё. Никакого роста не получится.
Потому что тепло и влага растениям нужны не по максимуму, а каждому виду — определённый баланс. Твердить про тепло и влагу — это мантра. Найти нужный баланс тепла и влаги — это наука.
Так и с российской экономикой. Либералы утверждают, чем ниже налоги и чем меньше вмешательство государства — тем лучше. Но когда по максимуму включаются эти самые либеральные плюсы, то съесть русские активы находится масса желающих, а роста при этом никакого.
Либерализм в нашей экономике — это мантры; ни наукой, ни практикой там не пахнет. Нужно искать оптимум для конкретной страны в конкретных условиях.
Теперь от аллюзий к жизни.
Либералы мечтают об удешевлении нефти, чтобы дальнейшую либерализацию осуществить. Но как эти идиоты (прости Господи!) собираются снижать налоги при дешёвой нефти? У нас нефть — важнейшая подпорка бюджета. За счёт неё российские налоги в сумме и так меньше европейских, и даже чуть меньше американских. Но если нефтяную подпорку убрать, а параллельно ещё и снизить налоги на бизнес — бюджет опустеет, начнёт деградировать инфраструктура, как в девяностые годы. Это крах скелета экономики, её гибель.
А какой они собираются создавать при дешёвой нефти инвестиционный климат? Все эти разговоры про благожелательных чиновников — пустые словеса, которые на булку не намажешь. В инвестиционном климате главное — не чиновники, а спрос. Есть спрос — будут и инвестиции. А при дешёвой нефти какой может быть в России спрос? Нет нефтяных доходов у государства — и у людей доходы падают, покупателей нет, спроса нет, главный стимул для инвесторов пропадает.
Мечты о том, что дешёвая нефть заставит оптимизировать российскую экономику, напоминают мне бред типа: отрезанные ноги оптимизируют вождение автомобиля. Ходить-то, голубчик, уже не сможет — придётся хорошо ездить! Только что-то я не вижу, что среди лучших автомобилистов преобладают безногие. С ногами как-то лучше получается.
Васильев: Значит, либеральные реформы российской экономике не помогут…
Таляронок: В России и так избыточно либеральная экономика. Даже по мировым стандартам.
Васильев: В чём же это выражается? Весь бомонд убеждает, что недостаточно либеральная, что нам ещё до Европы и Америки далеко.
Таляронок: Если говорить о политических свободах — да. Но не надо путать Божий дар с яичницей. Темпы экономического развития мало зависят от политических свобод, это доказано-передоказано. В экономике либерализм определяется не частотой сменяемости президентов и количеством партий, а соотношением частного бизнеса и государства.
Так вот, уровень налогов на доходы богатых в России — чуть ли не самый низкий в мире. Здесь мы по либерализму перещеголяли Западную Европу и Америку многократно. Это раз. Разрыв между богатыми и бедными — больше, чем во всех европейских странах, кроме разве что Украины. Это два.
По доле ВВП, консолидируемой государством, мы уступаем даже англосаксонским странам, не говоря уже о германских и скандинавских. Это три. Доля торговли в российском ВВП одна из самых высоких в мире, доля банковского сектора — выше среднего. Это четыре. Доля государственных расходов, направляемых на науку, на высокие технологии — в разы ниже развитых стран. Это пять.
Всё это признаки слабого вмешательства государства в экономику, всё это — продукт господства либеральной догмы.
А в России для успешного развития роль государства должна быть не ниже среднемировой, а выше.
Васильев: Почему?
Таляронок: Тут мы, перефразируя Иосифа Сталина, ничего не можем поделать с географией. Он, правда, это про финскую границу говорил, по совсем другому поводу. А нас география интересует, так как осложняет наши позиции в мировой конкуренции.
У России два козыря — сырьё и мозги, по всем остальным условиям мы окружающим странам поигрываем. У нас холодный климат, масса связанных с ним издержек, низкая концентрация населения, огромные расстояния, большая часть страны удалена от незамерзающих портов. Все эти факторы снижают рентабельность в любом секторе экономики. Самотёком на такие территории инвестиции не потекут, наоборот — при полной свободе рынка мы обречены терять капиталы и умы. Что и наблюдалось с девяностых годов.
В нашем географическом положении, да ещё при нашей гиперлиберальной экономике устойчивый рост может быть обеспечен только высокими ценами на минеральное сырьё. При дешёвом сырье мы обречены на стагнацию, а если на дешевизну сырья наложится дальнейшая либерализация — на полную деградацию.
Свои козыри мы можем реализовать только при повышении роли государства, отказавшись от либеральной догматики.
Васильев: Каким образом это будет работать?
Таляронок: На сырьевом рынке сильное государство должно консолидировать остальных мировых игроков и добиваться удорожания сырьевого экспорта. Никакого свободного рынка мы здесь не должны допускать, это для нас очень невыгодно.
Надо признать, что стратегия регулирования сырьевого рынка сейчас российской властью худо-бедно реализуется. И это сильно раздражает западные финансовые элиты, которые заинтересованы в получении максимально дешёвого сырья.
А на рынке интеллекта, в сфере высоких технологий, государство должно в разы увеличить вложения в образование, и в десятки раз — в научно-технические разработки. Для чего понадобятся совершенно нелиберальные меры: мобилизовать все резервы, которые до сих пор скирдовались в американских ценных бумагах; продолжать централизацию выручки от разработки и экспорта сырья; ввести дополнительные налоги на роскошь и на сверхдоходы.
Признаю, за последние несколько лет госинвестиции в высокие технологии простимулированы возникшим геополитическим напряжением, которое заставило нашу власть взяться за оборонный сектор. А можно было бы и за высокие технологии мирного назначения так же взяться и обеспечить на выбранных направлениях если не первенство, то паритет с Западом и Дальним Востоком. Тут ещё непаханое поле.
Но пока на пути таких действий стоят либеральные табу и конкретные интересы конкретного слоя сверхбогатых. Можно сказать, что большинство либералов, делающих погоду в экономической науке, если не напрямую нанято этим слоем, то, по крайней мере, ангажировано им.
Васильев: А что, потеря нефтяных доходов не может подтолкнуть правительство к реформам в том направлении, которое обрисовали Вы? В патриотическом лагере многие ждут такого развития событий, отнюдь не дальнейшей либерализации…
Таляронок: Если мы хотим для России добра — не надо ожидать, что к лучшему придём через худшее.
И либералы, и патриоты рассчитывают, что дешёвая нефть заставит Кремль осуществить нужные им реформы. Но для любых реформ нужны финансовые ресурсы. С дешёвым сырьём страна будет в ресурсах ограничена. Поэтому на успех реформ в условиях дешёвой нефти и финансового дефицита предлагаю не рассчитывать.
А вот санкции Запада — другое дело. Ограничение нашего доступа к их высоким технологиям воспринимается болезненно, и вынуждает развивать собственные возможности. Так что для нас наилучший стимул к оптимизации экономики — сохранение и даже ужесточение санкций. Но, — на фоне роста нефтяных цен. Не верю, что с приходом Трампа в санкционной политике Запада произойдут перемены, поэтому жизнь будет толкать нас в правильном направлении.
Васильев: Какими же ты всё-таки видишь в наступившем году цену нефти и курс доллара?
Таляронок: Нынешние цена и курс близки к точке стабилизации. Нельзя исключить колебаний нефтяных цен в диапазоне $ 45–65 и даже чуть шире. Курс доллара при этом может колебаться примерно от 52 до 72 рублей.
И всё же, скорее всего, время резких скачков осталось позади. Курсы нащупывают новую, долгосрочную точку равновесия. Полагаю, самая вероятная цена нефти к концу года — около шестидесяти долларов за бочку, американская валюта при этом должна меняться на 55–57 российских рублей.
В дальнейшей перспективе доллар будет медленно укрепляться относительно рубля, всё-таки у нас инфляция повыше, несмотря на её небывалое (на мой взгляд, даже чрезмерное) обуздание в минувшем году. Но хранить деньги в рублёвых вкладах всё равно остаётся выгоднее, чем в «зелёных».
Так что плюньте на доллар, рассчитывайте на рубль — это самая верная стратегия, и с национальной точки зрения, и с чисто коммерческой.
Вернуться назад