Первомартовское послание: упреждение упреждающего

МЕЖУЕВ Борис
Четырнадцатое Послание президента РФ Владимира Путина Федеральному собранию, конечно, войдет в историю России и всего человечества.
Начнем с того, что далеко не случайно оно было произнесено именно 1 марта — четыре года назад именно в этот день Совет Федерации РФ дал разрешение Президенту на использование Вооруженных сил за пределами территории России с целью защиты русских и русскоязычных жителей соседней Украины. Мир тогда не на шутку испугался, замаячила реальная перспектива большой войны в Евразии, голоса из Америки и Европы стали в разных СМИ просить Путина остановиться — некоторые известные отечественные либералы даже были готовы примириться со взятием Россией Крыма, где к тому времени уже действовали «вежливые люди», но только Крыма — и ни шагу дальше.
«Крым России, Украина в НАТО» — написал тогда в своем блоге один либеральный публицист, который был, кажется, первым, кто был готов поступиться принципом территориальной целостности ради «умиротворения» Путина. Первым, но далеко не единственным.
Россия тогда и в самом деле остановилась, а полученное разрешение на использование Вооруженных сил за рубежом было впоследствии аннулировано самим Президентом. Однако никто не оценил российскую готовность к компромиссу, «аннексия Крыма» была названа величайшим преступлением против миропорядка, Россия обложена экономическими санкциями, а впоследствии — уже при новой администрации — причислена вместе с Китаем в новой военной доктрине США к двум главным угрозам национальной безопасности Америки.
Вся военная часть нынешнего Послания, где были презентованы шесть новейших видов вооружения, находящихся в арсенале российских стратегических сил, была удивительна отсутствием столь характерных для языка российской дипломатии призывов к дружбе к заокеанскими партнерами и жалоб на их черствость и равнодушие.
Дело, однако, не только в том, что мы, наконец, выступили на языке силы, понятном англосаксам, о чем — в целом справедливо — говорят «патриотические» эксперты. Кажется, Россия в лице ее Президента перестала надеяться на появление в Белом доме каких-то более менее рационально мыслящих политиков, которые рано или поздно поймут, что с Россией не нужно ссориться по пустякам, что она может выпасть из истории, что с ней следует договариваться о правилах взаимного поведения, как договаривались Никсон с Брежневым, а Рейган с Горбачевым. На второй год пребывания Дональда Трампа в резиденции американских президентов стало окончательно ясно, что 45-й обитатель этого здания — не Никсон, не Рейган и даже не младший Буш, который по крайней мере не боялся личных встреч с российским президентом.
На самом деле Путин, презентуя военно-стратегический ответ России на угрозу со стороны ПРО, в какой-то степени говорил о своей исторической миссии в качестве лидера страны, давал понять, чем в конечном счете объяснялись все изгибы его политики в течение последних 15 лет.
Путин пришел к власти, когда решение о выходе США из Договора по ПРО 1972 года было уже поставлено на повестку дня — республиканцы требовали этого в течение всего правления Билла Клинтона, младший Буш шел на выборы 2000 года с лозунгом пересмотра договора по ПРО. Государственная дума именно на основании опасений за судьбу договора по ПРО отказывалась долгое время ратифицировать договор СНВ-2, заключенный Борисом Ельциным и Джорджем Бушем-старшим в начале 1993 года. Именно Владимир Путин убедил депутатов ратифицировать СНВ-2 в надежде на компромисс с американцами и их согласие остаться в рамках Договора по ПРО.
Это был по существу первый компромисс президента, первое тактическое отступление в диалоге с американцами. Потом их будет еще немало. Однако Путин раз за разом, во многих своих выступлениях, включая Мюнхенскую речь 2007 года, говорил, что Россия не будет просто пассивно слушать Господина Волка (то есть США) , который «только слушает, да ест», и начнет искать ответ на его ползучее наступление.
Ведь желание «ястребов» англосаксонского мира когда-нибудь в будущем превентивным ядерным ударом наказать и образумить непослушную Россию — оно неоднократно озвучивалось некоторыми нетерпеливыми экспертами: в том же самом 2007 году об этом написал влиятельнейший британский историк и политолог Найл Фергюсон. О каком суверенитете реально могла бы идти речь, если бы Россия избрала другой, непутинский, курс и устранилась бы от поиска ответа на создание элементов Противовоздушной обороны вокруг границ нашей страны?
Действительно, внутри самого военного сообщества США уже давно шла дискуссия об экономической эффективности ПРО, о том, что колоссальные деньги были потрачены на бессмысленную, в сущности, затею, что те же финансы могли быть израсходованы на совершенствование обычных видов вооружения — на подводные лодки, танки и систему ПВО. Тем не менее, создание ПРО вписывалось в ставшую уже явным образом полуофициальной программой республиканцев — «доктрину Вулфовица», согласно которой, США должны обезопасить себя от любого потенциального соперника, который только даже в будущем окажется способен бросить им вызов.
Еще при младшем Буше «доктрина Вулфовица» воспринималась как идеологическая крайность, сегодня бывший посол США в Афганистане Залмай Халилзад с гордостью признается в причастности к подготовке этого документа и сожалеет, что момент для осуществления необходимых для реализации этой доктрины мер упущен, хотя «принципиальный реализм» Трампа и его советника Макмастера дает основания для осторожной надежды на сохранение стратегического превосходства.
Далеко позади остались все иллюзии, которые в течение этих пятнадцати лет владели нашим политическим классом: что добрый Барак Обама на свой второй срок пересмотрит систему ПРО, как он когда-то обещал Дмитрию Медведеву, что общая борьба с исламским терроризмом заставит русских и американцев забыть все разногласия, что право-популистская волна в Европе и Америке сметет русофобов и вознесет русофилов, наконец, что элита западных стран отправит на «заслуженный отдых» ветеранов Холодной войны и заменит их рационально мыслящими прагматиками. Европа в лице ее экономических и политических элит боится России, не принимает ее в качестве сверхдержавы, страшится ее усиления и соглашается терпеть неудобства «американской гегемонии», опасаясь «гегемонии российской». Америка в лице ее политического класса готова даже появление 13 российских троллей в англоязычных социальных сетях приравнять к нападению японцев на Пирл-Харбор. У России просто не остается другого шанса на выживание, кроме умеренной самоизоляции из мира, который настолько ее не приемлет.
Во всех последних посланиях Путин обычно ссылался на какого-то российского мыслителя, в 2013 году упоминался Бердяев, в 2014, кажется, Ильин, в 2015 — Менделеев, в 2016 — Алексей Лосев. В этот раз имя мыслителя не было названо, но скрытая цитата присутствовала, речь идет, конечно, об Александре Солженицыне и его «сбережении народа»: это выражение фигурировало в первой части Послания. Но как будто бы из наследия Солженицына была взята мысль о необходимости подъема малых городов России, о недопустимости обескровливания российской провинции, где люди сегодня вследствие необдуманных реформ теряют доступ к качественной медицине и образованию. Но Солженицын вошел в историю русской внешнеполитической мысли как теоретик русского изоляционизма, который в его первоначальной версии, изложенной в «Письме вождям Советского Союза» носил немного экстравагантный характер: там были рекомендации отказаться от космоса и даже от автомобильного транспорта в центрах русских городов.
Но помимо многих, очевидно, непродуманных вещей, содержалась в том же «Письме» и одна очень правильная мысль — мы чужие в западной истории, и нас там не ждут. А если, добавим, кто-то на Западе по корыстным и тактическим причинам говорит обратное, то ему не следует верить. Подобно Трампу он будет вначале говорить о дружбе с Россией, а потом объявит ее же «злейшим врагом» — просто обстоятельства окажутся сильнее всех самых искренних чувств.

Россия долго искала способа быть нужной Западу — и экономически, и стратегически. Похоже, эта история кончилась. То есть переговоры о разоружении, обсуждение всех деталей военными экспертами — все это будет продолжаться, но отныне — судьба Запада должна стать предметом его собственных забот. Нас не должно волновать, кто кого одолеет в жесткой схватке — популисты глобалистов, или же глобалисты популистов, скептики оптимистов, или оптимисты скептиков, кто победит — исламофилы или исламофобы. Россия наконец должна сосредоточиться, чтобы ее достижения в области военной технологии не были скомпрометированы ее отставанием в сфере науки, образования и медицины, а также общей экономической стагнацией. Думаю, этот мягкий солженицынский, изоляционистский вывод просвечивал сквозь это воинственное послание.
Россия строит свой мир, и у нее есть способ не допустить, чтобы кто-то вмешался в это строительство.
Видимо, для Путина это какой-то важный итог не только третьего срока его президентства, но и всей его жизни.

Источник