Бабий бунт и закат демократии
4 декабря 2017. Разместил: mediapuls
БЕСЕДИН Платон
В интервью Ксении Собчак Владимиру Соловьёву был любопытный момент, на который мало кто обратил внимание. Ксения Анатольевна заговорила о своём революционном предназначении, на что Владимир Рудольфович заметил: «Уже были женщины, шедшие в президенты». Собчак изумилась, мол, причём здесь это?
Однако нынешняя президентская кампания, по сути, является именно что женским призывом. За той же Собчак потянулись Екатерина Гордон и даже Елена Беркова. В этом, безусловно, есть нечто комичное, однако это лишь пробные камни, брошенные в привычную матрицу политического мира. А он в России по-прежнему очень мужской.
Хотя за последние годы в российской власти появился серьёзный женский десант: Матвиенко, Яровая, Набиуллина, Мизулина и другие. Со временем женщин там станет ещё больше. И будут они родом не из партийного советского прошлого, а уже из новой — постсоветской — России. Те, кто сейчас занимает руководящие должности в госорганизациях и комитетах, перейдут в правительство.
В Европе это — давно реальность. Тереза Мэй — во главе Великобритании, Ангела Меркель — Германии, Грабар-Китарович — Хорватии, Кальюлайд — Эстонии, Грибаускайте — Литвы. Этот список можно продолжить. Любопытно, что там, где общество переходит из одной формы в другую, как то, например, в странах Прибалтики, женщины особенно легко идут во власть.
Готова ли к такому Россия?
Вряд ли. Российское общество патриархально, а точнее — остаточно патриархально.
Но мы уже во всей полноте наблюдаем то, что принято называть бабьим бунтом. Женщины не просто сравнялись с мужчинами — они первенствуют едва ли не в каждой сфере. Мир давно перестал быть мужским, и само проявление мужского доминирования воспринимается странно. Женщина устанавливает свои правила, возглавляя корпорацию и управляя большим авто. Она больше не хочет жить в обществе, созданном мужчинами по мужским правилам — ей необходимо создать своё.
Собственно, это ей удалось. Мир потребления и сексуальной распущенности живёт по женским правилам, и люди, независимо от пола, с детства принимают их. Оттого мы видим всё меньше акцентированно мужского.
При этом бабий бунт воспринимается в контексте духа времени. Говорят, что это нечто уникальное, вытекающее из последних тектонических сдвигов идей и смыслов. Однако это не совсем так.
В истории уже было время, когда бабий бунт породил господство женщин. Речь, конечно же, о середине XVIII века, пропитанного «ароматом вечной женственности». Три мощнейших государства того времени управлялись женщинами: императрицей Елизаветой Петровной, госпожой де Помпадур и императрицей Марией Терезией.
Этой женской коалиции, по сути, противостоял один лидер — прусский король Фридрих II (Великий), почитающийся немцами одним из трёх общегерманских национальных героев, вместе с Бисмарком и Аденауэром. Прусский король являл собой принципиально иной — в социо-культурном отношении — полюс мира. Лучше всего, к слову, данное столкновение — как гео-политическое, так и гео-гендерное — описано в эссе Томаса Манна «Фридрих и большая коалиция».
Старый Фриц, как прозвали короля Пруссии, был не просто желчным холостяком и циничным женоненавистником, что, само собой, отражалось на всех его делах, но и буквально культировал мужское — от доминирования армии до мышления. Елизавету, Марию Терезию и Помпадур Фридрих II называл не иначе как «тремя главными шлюхами Европы», и в этом пассаже крылись не только военно-политические моменты, но и пресловутый мужской шовинизм.
Своенравный и деспотичный король, бросив вызов другим государствам, противопоставил себя и своё отечество устоявшейся матрице, где к женщинам примыкали персонажи вроде дамского угодника короля Луи XV или идеолога большой коалиции Венцеля Кауница, содержавшего нечто похожее на гарем. Фридрих, наоборот, жил точно в монастыре, окружённый лишь борзыми и скульптурами. «Злой мужчина» — так в свою очередь называла его Мария Терезия.
Её опять же трудно обвинить в предвзятости: уж кем-кем, а милым Фридрих точно не был. Однако в словах Марии Терезии был и страх: она чувствовала угрозу сложившемуся миропорядку. Действительно, пройдут годы — и Фридрих станет ролевой моделью для будущих правителей. Например, русский император Пётр III буквально преклонялся перед прусским королём и, едва взойдя на престол, поспешил заключить с ним мирное соглашение. Останься во главе России императрица Елизавета — история могла бы оказаться иной.
Тот век, пропитанный «ароматом вечной женственности», был своего рода промежуточным этапом, предшествовавшим глобальным, как писал сам Фридрих, переменам (за ним последует Французская революция), и венчавшим конец эпохи абсолютизма.
Собственно, бабий бунт и последующее торжество женщин зачастую происходят именно на закате той или иной эпохи. И как в век Фридриха и противостоявшего ему «женского триумвирата» западный мир прощался с абсолютизмом, так и сейчас он говорит «до свидания» либеральной демократии, не оправдавшей себя.
Тут весьма показательны президентские выборы в США, этом гегемоне западного мира. Ведь в лице Дональда Трампа и Хиллари Клинтон столкнулись даже не политические идеологии, хотя и они тоже, а древние архетипы. Реакция на события — как то «бунты розовых шапок» — лишь подтвердила это.
Хиллари шла на выборы с традиционным набором западных ценностей; Трамп, наоборот, делал ставку на своего рода консервативный, во многом патерналистский запал. В итоге, вышло так, что фермер Джон с кольтом в одной руке и Библией в другой победил интеллигентную женоподобность, облачённую в либеральное одеяние.
Позже выяснилось, что Трамп не так стоек и бронебоен, каким он, наверное, сам себя видел. Однако тогда у многих было явственное ощущение, что мир, выстроенный женщинами, пал. Мир розовых шапок, потребления и распутства, прикрытый бесконечными уловками и кокетством.
Белый самец пришёл, чтобы править, заявив: ваши механизмы больше не работают, все эти разговоры о свободе, уважении, толерантности ничего не стоят, потому что за ними стоит лукавство Евы, предлагающей миллионам Адамов грешное яблоко, упакованное и нафаршированное креаклами.
Абсолютизм в его исконной форме был уже невозможен в веке XVIII. Демократия невозможна сегодня.
Она больше не оправдывает себя, потому что всё больше напоминает увядающую женщину, которая не в силах поддерживать свою привлекательность. Она одряхлела, она не свежа — к ней не тянутся, её не хотят. Макияж размазан, силикон вытек, ресницы опали, помада стёрта — оказалось, что эта дамочка не так уж хороша. Даже ретуширование фото больше не помогает.
Мир, как мы его знали, подходит к концу. Мир насколько внешне привлекательный, настолько лукавый внутри. Бабий бунт пылает — и ему противостоит мужское в его архетипическом понимании. И то, что мы наблюдаем сегодня в отношениях России и Запада, столкновение не просто цивилизаций, но первородных начал. Одни говорят: ваша демократия больше не эффективна, она изжила себя, бросайте эти женские штучки. Другие отвечают: вы слишком грубые и варварские, вы злые мужчины.
У этих сторон вряд ли получится договориться. Но вот задел на будущее создаётся именно сегодня. И уроки великого Фридриха тут могут быть весьма полезны. Как во внешней, так и во внутренней политике.
Источник
Вернуться назад