Евромайдан, «Правый сектор» и стихи в Москве: скандальная поэтесса дала интервью
1 января 1970. Разместил: mediapuls
Скандальная украинская поэтесса Евгения Бильченко рассказала Ukraina.ru, почему была на Евромайдане, и почему не испытала потом радости от его победы.
— После того, как казаки недавно сорвали в Москве мероприятие с вашим участием, вы можете и дальше выступать в России с чтением стихов?
— Смотрите, мне «ВКонтакте» написали представители Кубанского казачества, что это были не они. Также они сообщили, что в Москве официально не зарегистрирована община казаков. Есть наблюдения читателей — им можно доверять, а можно не доверять, лично я не очень доверяю, но они говорят, что возле казаков были какие-то люди в штатском. По заверению опять же моих читателей, Дед Мороз, который там ходил для потехи, был в камуфляже.
— О чем это говорит?
— Для меня ни о чем. Я просто не знаю, кто это.
— Выражение «люди в штатском» обычно предполагает прозрачный намек на то, что эти люди служат в КГБ. В данном случае, это агенты ФСБ? А «люди в камуфляже» это кто тогда, представители министерства обороны России? Можем ли мы говорить, что ФСБ и министерство обороны сорвали вам творческий вечер?
— Нет. Мы не можем об этом говорить, потому что с ФСБ общалась я. И у меня не было никаких проблем.
— С ФСБ общались?
— Думаю, я общалась с официальными органами в отделении полиции на Якиманке, куда я попала после того инцидента. Я там общалась со следователем, или с человеком, который назвался следователем. Он меня опрашивал. Этот человек был вполне адекватен. У меня была охрана. Это были представители панкратиона (вид борьбы — ред.) Российской Федерации.
— Откуда она у вас взялась?
— Мне помог мой читатель — блогер и журналист Алекс Крепчинский. Вы должны его знать. Он очень известный.
— Он сам к вам с этим предложением обратился?
— Да, очень классный и потрясающий человек, потому что он помогал беженцам из Донецка. В Украине была позорная история, когда на площади Славы в Киеве украинские националисты напали на женщину с георгиевской ленточкой. После этого им пришлось Украину покинуть. В этом им помог Алекс. Он предприниматель и блогер, достаточно медийная персона. И он мне помог с охраной. Мое фото с охраной есть в Facebook.
— Правильно ли я понимаю, что эта охрана и дальше будет с вами в Москве?
— Я надеюсь. Собственно говоря, эти люди официально защищали вход в помещение, где происходило мероприятие. Они не скрывали свое присутствие. По просьбе Алекса мы сфотографировались. Они, конечно, молодцы, так блокировали вход в клуб и не пускали туда людей, которые были в казацкой форме. В это время я была в клубе.
Потом мои читатели по моей просьбе вызвали полицию. Мы пообщались в полиции. Кстати, говоря, полицейские нормально себя вели. Я там сидела какое-то время, потом приехал следователь. Произвел опрос, протокола не составил. Сказал, что никаких претензий ко мне нет. Вот и всё.
— Те люди в России, которые агрессивны в отношении вас, приводят следующие аргументы: Бильченко не просто участник Евромайдана, она была волонтером «Правого сектора», она помогала тем людям, которые убивали не только вооруженных людей в Донбассе, но и мирных жителей. Они не верят в искренность переоценки вами своей прежней позиции. Что бы вы им ответили на это?
— Во-первых, меня долго проверяли те, кто представляет специальные органы безопасности России. И насколько я поняла, проблем с ними у меня нет, так как меня, как я вам говорила, отпустили. Уже это может быть подтверждением того, что я не состояла ни в одной из экстремистских организаций. Я вообще ни какой организации не состояла и не состою.
— А волонтером «Правого сектора»* были или нет?
— Я не была волонтером «Правого сектора». Я помогала в начале войны отдельным бойцам, своим друзьям, которые не были адептами «Правого сектора». Они состояли в очень разных организациях, в том числе и в «Правом секторе», и в ВСУ, и просто работали в госпитале.
Я не оставляла близких мне людей вне зависимости от того, в каких организациях они были.
После того, как я на сайте Лига.нет начала критиковать украинскую власть, а это было очень трудно, так как у нас людей убивали, того же Олеся Бузину, у меня начались проблемы. Я говорила тогда, что я экс-волонтер, для того, чтобы украинский режим меня не трогал. Все это записано с моих слов и начало гулять по сети с моих слов.
Кроме того, было еще два ключевых момента. Когда я написала эссе «Страх» о неототалитаризме в Украине. Из-за него мне закрыли для публикаций один из наших ведущих украинских ресурсов — Лига.нет. Вот там я себя называю экс-волонтером ПС. У меня были причины так себя называть: я работала, исходя из сохранения своей личной безопасности. А потом эта фишка стала гулять по российским СМИ.
Потом у меня было второе эссе «Моя Россия: право говорить от своего имени». Оно хорошо разошлось в России, начиная от «Русской Весны», заканчивая «Россией 24» и даже «Россией 1». После того, ка российские медиа его перепостили, то миф этот укрепился, а мне сейчас трудно опровергать, что я не состояла, что не помогала «Правому сектору», потому что это неонацистская организация.
Но у меня были личная дружба с рядом людей — один-два человека, которые поначалу были в «Правом секторе» по дурости, потом в ВСУ, потом… «иных уж нет, а те далече».
— Вы пишете о себе, что вы пришли на Евромайдан бороться за права человека, но там были и люди, выходившие с бандеровскими знаменами. А деятельность Бандеры и УПА* плохо вяжутся с правами человека. Вы тогда этого не замечали?
— Я знаю, что есть эта претензия. Все равно они мне не поверят, чтобы я вам не сказала.
— А вы попытайтесь объяснить. Расскажите как есть.
— У меня уже нет сил отвечать по десять раз на этот вопрос, потому что, чем больше отвечаешь, тем меньше верят.
Я — виновата. Виновата в том, что я не видела. Вернее срабатывал такой психологический механизм, когда не хотелось видеть очевидное. Особенно в начале этих событий, потому что ни идеологом, ни активистом второго Майдана я не была. Я была человеком, который постоянно там присутствовал, внутри определенной среды.
У меня не было достаточных знаний. Когда ты живешь на Украине, и когда ты вовлечен в события изнутри, и видишь, что, как минимум, две трети города сочувствуют и переживают происходящему на Майдане, ты внутренне и эмоционально находишься в состоянии переживания протеста против насилия.
Когда я посещала Майдан и писала о нем стихи, то я была в среде… я не знаю, как ее назвать… она было не либеральной и не националистической.
Это была специфическая студенческая среда так называемых «онижедетей», которая очень страдала в это время, и которая была очень искренняя.
Поддерживая этих людей, все эти националистические моменты воспринимались мною как излишек, как нечто случайное, маргинальное. Мне казалось, что все это пройдет, как будет решена основная проблема по защите права человека на самоопределение.
Я помню, как только начинались все эти события на Майдане, то мы с моим другом, а он русский, очень сильно выступает за «Русский мир», ходили на Майдан. Он даже плакал, сочувствуя тем, кто выступал в защиту своих прав. Мне казалось, что надо быть со своим народом. Там, где мой народ к несчастью был. Ты тут ничего не можешь сделать.
А все остальное — организации, флаги, символы — оно присутствовало в моей жизни, но где-то на границах. Моя вина в том, что я игнорировала эти признаки. Я пыталась их не замечать. Закрылась забралом. Вот такая была у меня защитная реакция.
Помню, я ходила туда, поддерживала девушку, киевскую художницу, которая умерла от разрыва сердца. На Майдане было очень много богемы, кроме вертлявых, приспособленческих поэтов и художников, которые сразу стали образовывать площадки, причем националистические. На них я ни разу не выступала. Они меня и не приглашали, потому что я яркий русскоязычный поэт.
Но для меня это тоже не было важно, потому что важно было поддержать народ. Вот в числе этого народа и была очень яркая хипповская художница. Она долгое время жила в Москве. По мироощущению она была анархистом. У нее был «искусственный мотор» — в смысле сердце. Я с ней везде ходила, потому что мало ли что могло случиться.
Тогда начались уже немирные события на Груше — на улице Грушевского, началась стадия военного Майдана. Я отлично помню тот день по ее посту. Она проснулась и оставила пост: люди, уйдите с Грушевского! Начинается что-то плохое. Я ей позвонила и спросила: Наташа, почему ты так считаешь?
Тогда я не понимала, что Майдан переходит из мирной стадии в милитаристскую. Мало того, начинается усиленная нацификация Майдана. То, что в теории цветных революций я называю перехватом.
Она мне ответила: думаю, что будет очень плохо. Я не понимаю как. Я просто интуитивно чувствую.
Мне потом люди говорили: а мы вас предупреждали. Но они говорили не логично, а просто как представители консерватизма брызгали желчью. Через некоторое время моя подруга умерла, она просто не выдержала. У нее просто ее «искусственный мотор» разорвался. Вот это должно было быть для меня сигналом, но я его тоже проигнорировала.
Вот этот весь Майдан для меня длился до 21 февраля, а 21 числа я включила телевизор и увидела, что появились совсем другие люди — не либералы, не националисты, а совсем какие-то левые люди, которые не были на площади, а просто начали делить власть.
Я тогда вспомнила, что мы с группой майдановских поэтов пришли почитать стихи, но нас не пустили на сцену. Там стоял Кличко, с которым я поговорила, просила пустить выступить. Но нас не пустили. Тогда один из литераторов сказал мне: Женя, нам тут нечего делать, здесь не пускают людей на прайм тайм, которые сюда приходят.
Тогда мне надо было спохватиться, что сцена как рупор была не народной, а бюрократически распланированной. Если люди и могли выступать, но только не в прайм тайм, они попросту запихивались на ночные выступления.
Это был второй сигнал после событий на Груше. И эти два сигнала мною были проигнорированы в каком-то таком эмоциональном исступлении.
Читайте также: «Он вернулся!» В Харькове полиция поймала «легитимного» Януковича (ФОТО)
Сейчас, когда на все это смотришь со стороны, то вид ужасный, так как видишь Бандеру и всю эту ерунду, но внутри у людей порыв был настоящий, внутри Майдана была совершенно другая обстановка. Там были люди и люди разные, никто не делился на левых и правых.
И третий звонок был такой. У меня были студенты, за которыми я присматривала, чтобы с ними ничего не случилось. Они бегали на майдан после университета, и я с ними ходила. Там был странный момент: я стою с ребятами. Подходит к нам один из моих бывших студентов и говорит: я тут с вами, дурачками-дебилами, не хочу стоять. У меня своя националистическая организация, мы сами тут занимаемся. Мы это тоже проигнорировали.
Мол, в Украине всегда такое бывало, что появляются какие-то побочные националистические эффекты. Но все это обычно проходит, когда разрешается основная проблема, но так, увы, не произошло.
Гражданский протест был в итоге использован для националистического переворота.
21 февраля мы с моим другом не чувствовали победу, просто сидели бухали и плакали, даже потом не смогли присутствовать на похоронах Небесной сотни.
Александр Чаленко
Украина.ру
*Запрещенные на территории РФ экстремистские организации
Вернуться назад