Эксклюзивное интервью лидера «Донецкой республики» интернет-изданию «Глагол» «Донецкая республика» на Украине появилась ещё в далёком 2005 году. Нет, это было не независимое государство, как сейчас. Это была общественная организация, которая прямым текстом ставила на повестку дня вопрос создания независимого государства, преемственного с Донецко-Криворожской Республикой. В 2014 году идеи, продвигаемые «Донецкой республикой», частично смогли осуществиться в жизнь. Наш собеседник – лидер движения «Донецкая республика», Председатель Народного Совета Донецкой Народной Республики Андрей Пургин. Почему у Донбасса получилось, а у Харькова – пока нет? Почему в Донецке изначально не рассматривали Партию регионов как союзника? Какие планы на будущее строили нынешние руководители ДНР в марте? Ответы на эти и другие вопросы – в эксклюзивном интервью Андрея Пургина интернет-изданию «Глагол» Андрей Евгеньевич, мы с Вами беседуем 6 января. Год назад, 6 января 2014 года, у Вас было понимание того, что предстоит пережить именно Вам в этом году? Было очень тоскливое состояние в начале 2014 года, потому что последнее нормальное мероприятие мы смогли провести в ноябре 2013. Порядка трёх лет мы занимались проведением мероприятий «Донбасс за ЕАС», это были мероприятия в донецком, луганском, ростовском, воронежском регионах. Мы пытались под крышей «Еврорегиона Донбасс» и под крышей движения «Донбасс за Евразийский Союз» себя легализовать и защитить от преследований СБУ. Это всё шло довольно успешно до ноября, но в ноябре у меня начались большие проблемы с СБУ – они посчитали, что мы перешли рамки и границы. Декабрь и январь у меня были полны всяких разностей и неожиданностей. К январю на меня уже было заведено, если я не ошибаюсь, 4 уголовных дела. К январю неожиданно сверху воспылали любовью к моему бизнесу. Партия регионов очень агрессивно продолжала вести политику евроинтеграции, на одном из мероприятий меня по приказу регионалов очень серьёзно избили. Перспективы, в общем, рисовались не радужные. Это было время, когда нас душили и закатывали в асфальт. В декабре и январе давление на нас было пиковым, но ситуация начала меняться примерно с февраля – хватка постепенно стала ослабевать. Тогда же мы стали готовиться к чему-то более серьёзному. Февраль. 21 число. Вечер. Как узнали, как восприняли произошедшее? Донецк всегда был весь «в себе». Тут всегда процветал региональный патриотизм. Мы всегда все примеривали на себе и понимали, что для нас всё будет очень плохо и надо с этим что-то делать. И самые первые серьёзные акции у нас начались уже 23 февраля – через два дня после произошедшего. В Харьков ездили на съезд? Нет, не ездил. А делегация из Донецка была – представители Партии регионов. Они ещё сразу после съезда куда-то убежали. Вы сами ответили на свой вопрос (улыбается). В той команде мне делать было нечего. В общем, только в феврале, причем даже не в конце февраля, а где-то со средины у нас начались события, которые позволили многим нашим товарищам выйти из подполья, начинать проводить относительно публичные мероприятия, не опасаясь, что с них нас увезут на автозаках. Но декабрь и январь для нас были тяжелейшими месяцами. На мне висела подписка о невыезде и я должен был уведомлять следователя даже просто о выездах за город. Она, впрочем, висела на мне 4 с половиной года, и я умудрился исколесить всю Украину и Россию и даже поездить по всему миру. Нарушений на мне было достаточно для того, чтобы посадить меня в СИЗО. К тому же, на мне висели надуманные уголовные дела за мой бизнес. Они не влекли за собой ареста, но всё же это было очень неприятно. Самое же серьёзное дело – это за якобы «создание незаконного вооруженного формирования», хотя никакого оружия у нас никогда не было, у нас были попытки работы с молодёжью. В частности, с 2007 года «Донецкая республика» регулярно проводила летние молодёжные лагеря. Но, повторюсь, с ноября 2013 года с подачи Партии регионов нас начали «мочить» не глядя.
Когда всё только начиналось, у Вас была уверенность, что Донбасс сможет, скажем так, отделить от себя Киев? Или это было спонтанное течение? Уверенности не было. Было желание воспользоваться моментом. Для чего? У вас тогда было желание провести референдум? Вы могли как-то просчитать дальнейшие шаги? Вы должны понять, что любой политик слишком переоценивает своё влияние на настоящее и недооценивает своё влияние на будущее. Мы работали как вирус. Мы вносили идеи Донецко-Криворожской республики, регионального патриотизма, мы продвигали символику ДКР. Мы работали на будущее, на заброс этого «вируса», который должен остаться живым. Это была наша основная задача. Конечно, мы работали и с сетевыми структурами, работали в формате «косвенной власти», но грандиозных успехов мы не ожидали. Но на фоне социального кризиса и национально-патриотического подъёма Донбасс начал бурлить. Я смотрел сводки тогда ещё Пожидаева – иногда на выходных, когда мы проводили свои мероприятия, они не пропускали в город в общей сложности до 40 000 (!) человек. Похожая ситуация наблюдалась и в Харькове. Да, это так. Но мы оказались решительнее. Мы изначально не воспринимали местную власть как союзников. Это не камень в огород харьковчан, но мы помнили, что в 2013 году весь донецкий «региональный» бомонд активно продвигал в массы идеи евроинтеграции. Партия регионов в 2013 году в Донецке провела около 30 крупных мероприятий по продвижению идей евроинтеграции. Двойственности у местных регионалов не было – я помню, как Партия регионов под флагами Евросоюза пыталась сорвать митинг местных коммунистов. Это была молодёжка Партии регионов, которая срывала митинг коммунистов с криками «Донбасс за ЕС». У нас всё было откровенно. Да, были определённые клоуны вроде Левченко, которые пытались оседлать «русскую» тему, но они были очень неубедительны. В феврале и марте ещё не было ясно, чем всё это закончится. Когда Вы приняли решение идти до конца – была ли у Вас готовность сесть в тюрьму за свои идеи? Она была у меня последние 15 лет (смеётся). Я с этим живу. Судя по моему оперативному делу из СБУ, в их поле зрения я попал еще в 25 лет. Я давно сделал свой выбор, и у меня не было никаких сомнений. Наша группа, пожалуй, в самом начале была самой решительной и готовой идти до конца. Почему у Донецка получилось? Сыграл свою роль менталитет. Местному населению свойственна пассионарность. Донецк это – пролетарский город, а пролетариям присущ коллективизм. Харьков – это торговый город, которому более присущ индивидуализм, который играет очень серьёзную роль. Не зря в последних документах Российской Федерации о развитии социально-культурной жизни в России, индивидуализм признан одной из основных угроз для российской государственности. Глубокий индивидуализм приводит к глубокой деградации государственных отношений, а человек изначально – существо коллективно. На Донбассе же сохранились остатки коллективизма, присущего индустриальному обществу. Украина же была приговорена деиндустриализацией и Донбасс это ощущал. И мы, как последний индустриальный край Украины, понимали, что у нас есть два варианта – тихо умереть или отгрызть лапу и уйти, как волк, попавший в капкан. У многих это восприятие было подсознательным, но у многих – совершенно сознательным. Подписание евродоговоров означало для Донбасса приговор к деиндустриализации, а значит – к смерти Донбасса, окончательной и бесповоротной. Поэтому выхода у нас не было, компромисс был невозможен. Весенние события в Харькове, Одессе, Запорожье, помогли вам состояться как государству? Донецк в этом отношении всегда был авангардом. Удачи или неудачи других регионов на нас мало влияли. У нас задача была локальной и мы локально за неё дрались, не обращая внимания на то, что происходит вокруг. В целом, это плохо, но в той ситуации для нас это было хорошо. Если бы мы глубоко восприняли поражения в Харькове, Запорожье и пик, случившийся в Одессе – это могло бы дать плохой эффект. К счастью, тогда люди, строившие Республику, мало обращали внимание на других и это нас спасло. К тому же Донецк всегда был первым. Тут я готов с вами поспорить. Харьков не отставал, а где-то и опережал Донецк. Первый раз облгосадминистрацию мы брали 1 марта. Второй – 6 апреля. Но уже через два дня в город приехала ЧВК, с оружием, и арестовала всех ребят, находившихся в здании. Многие из них сидят до сих пор. В городе была проведена так называемая «контртеррористическая операция» – отключалась мобильная связь и так далее. Тогда, 8 апреля, когда до вас дошли новости из Харькова, вы уже понимали, что мирный этап протестов закончился? Ну, у нас 8 апреля в здании уже было заготовлено, наверное, тонны 4 зажигательных смесей, а по этажам бродили толпы мужиков с палками, дубинами, топорами, самострелами. За ночь мы возвели огромное количество баррикад. Это было сделано за сутки-двое. Изначально Донецк не готовился к восстанию, всё получилось довольно быстро и спонтанно. К тому же, мы были научены мартовским опытом – тогда нас обманом вытеснили из здания облгосадминистрации. Так как и нас, к слову Да, конечно. Поэтому мы сразу знали, что всё не будет мирно и замечательно. Когда мы ожидали штурма – на улице стояло порядка 4 тысяч человек и около 1,5 тысячи было в здании. Это – люди, которые были готовы ложиться под гусеницы танков. Эти люди, оставаясь там ночью, понимали, что может произойти.
Вы женаты? Да Как жена относится к вашей революционной деятельности? Она сидит в соседнем кабинете (смеётся). Через мой дом прошло, наверное, наибольшее количество…
Сепаратистов? Не только (улыбается). Людей, которых преследовали по политическим мотивам и не только моих единомышленников. Это – нормальный процесс и мы в этом состоянии находимся уже давно. То есть, супруга привыкла? Она – часть этого процесса Что ждёт Донецкую народную республику и Украину в 2015 году? У меня не вызывает сомнений – Украина будет продолжать войну до тех пор, пока МВФ будет давать ей деньги на содержание всей этой армии безработных, которая стоит на нашей границе. Как только закончатся деньги – добровольческие батальоны вернутся домой и станут реальной властью в тех регионах, с которых они приехали, а Вооруженные силы Украины просто закончат свое существование по причине отсутствия денег. Потенциал же Донецкой народной республики заключается в индустрии. А индустриальный уклад Донбасса можно сохранить только в рамках проекта, возглавляемого сейчас Российской Федерацией. А российские партнёры ДНР готовы к этому? Экономически Россия готова к такой интеграции – ответные санкции сыграли своё и Донбасс нашёл бы своё место в замещении импорта, в частности – в сфере ВПК и машиностроения. Как быстро это произойдёт – это сложный вопрос. Тысячелетняя история России показывает, что её очень тяжело «раскачать». Её невозможно уничтожить, это очень большая, но уверенная машина. Она идёт уверенно, но очень медленно. Что Вы пожелаете жителям Донецкой народной республики в 2015 году? В первую очередь – оптимизма. Жизнь не заканчивается. Нам нужно помнить, что в такое тяжелое время у нас есть наша церковь, у нас есть наши семейные ценности. Я пожелал бы дончанам больше обращать внимания на самоорганизацию и восстановление навыков коллективного сосуществования. Но прежде всего – именно оптимизма. Беседовал Константин Долгов, специально для интернет-издания
«Глагол» Новости СМИ2 В комментариях к материалам, размещенным на нашем портале, запрещено использование мата, оскорбительной по отношению к собеседникам и авторам материалов лексики. За нарушение данного правила комментарии будут удаляться Скрыть
