Главная ошибка ВСУ при штурме Славянска, — Стрелков
16 марта 2015
16.03.2015 - 13:49
Игорь Стрелков в интервью «Вестям Сегодня» рассказал о том, что украинская армия легко могла уничтожить малочисленный гарнизон Славянска, но по ошибке его бойцов посчитали спецназом ГРУ.
Июнь был очень тяжелым. Украинская армия применяла против нас те средства, которых у нас в принципе не было, будь украинские военачальники решительнее — нас можно было разгромить достаточно легко. Я ставил себя на место украинского командования и не понимал, почему я и мои люди не уничтожены», — заявил Стрелков.
— А сейчас понимаете?
— Конечно, это гадание на кофейной гуще, но, думаю, имело место несколько причин. Во-первых, сначала украинская сторона боялась реакции России. Это их сдерживало, нас спасало. Во-вторых, они значительно преувеличивали наши силы и способности. Из той группы, что ушла в Славянск, реально имела боевой опыт где-то треть. А они считали, что в Славянск зашла группа спецназа ГРУ. И тут еще надо четко понимать, что нам сопутствовала — кто-то считает, удача, я считаю — Божья помощь.
Все практически первые столкновения мы выигрывали без потерь, с потерями для противника. Можно объяснить это стечением обстоятельств один, два раза, каждый в отдельности. Но все вместе объяснить иначе, чем поддержкой свыше, невозможно. И при постоянных неудачах у них возникало впечатление, что против них дерутся какие-то суперсолдаты.
Суперсолдатами мы и близко не являлись, были подвержены всем недостаткам, которыми обладает зарождающееся ополченское войско. Кто-то сражался, кто-то прятался, кто-то бежал с поля боя. Но в итоге у них сложилось впечатление, что тут сидят какие-то злобные жуткие киборги, супервоины, каждый из которых может убить десять человек. Я-то знал, насколько малы наши силы, и при этом стремился вести себя максимально агрессивно.
В разговорах с украинскими военными говорил: попробуйте только, сейчас российская авиация прилетит. Например, я им говорю: вы что, считаете меня полным идиотом, что я с группой в 50 человек залез сюда, не имея твердых гарантий, на помощь российской армии? Это был блеф, но этот блеф работал, им это казалось логичным. 2 мая, когда нас начали долбить, мы небольшой группой захватили Константиновку. Они не понимали, как можно так нагло действовать небольшой группой людей. Даже с учетом пополнения мы во много раз уступали в численности и не имели большой поддержки.
— После Славянска вы пришли в Донецк. Что вы застали в Донецке?
— Абсолютно мирный, спокойный город. Абсолютно не готовый к обороне. Можно было въехать с любой стороны, блок-посты стояли, но баррикад не было, даже в местах соприкосновения с противником. В городе было двоевластие. Мэр правил от имени Киева. УВД подчинялось непонятно кому, но начальник был из Киева. «Беркут», который сейчас активно пиарится, как они доблестно защищали ДНР, за все время моего пребывания в Донецке так ни разу и не вышел со своей базы, оборонял сам себя. Герои, вопросов нет. Были отдельные люди, которые в Славянск приезжали, в чем-то участвовали, но основная масса «Беркута» ждала, кто победит, чтобы присоединиться к победителю. Город был в принципе готов к сдаче.
— К чему привела бы сдача? К какому количеству жертв?
— Не буду оценивать. Для меня на тот момент не было вариантов, кроме как воевать. Я тут же начал укреплять его оборону, объединять те отряды, которые удавалось объединить. Часть отрядов мне не подчинилась, как никогда не подчинялся батальон «Восток». С трудом подчинялся «Оплот». Отказались подчиняться казаки. С имеющимися силами у меня не было ни времени, ни желания, ни сил кого-то разоружать, подчинять. Я начал выстраивать оборону теми силами, что у меня были.
— Сейчас вы не считаете это ошибкой — отказ от выстраивания нормальной вертикали власти?
— Не было вариантов. Я являлся командующим ополчения, министром обороны, а министерства как такового просто не было. И когда я уезжал, его практически не было. Если в Славянске мне приходилось в полном объеме выполнять задачи коменданта города — там у меня было единовластие, — то в Донецке я столкнулся с тем, что часть города под «Востоком», часть под «Оплотом», часть еще под кем-то.
Все это «под» имело где-то легкий, где-то не очень легкий криминальный налет. Кто-то кому-то платил, кто-то кого-то крышевал, кто-то что-то отжал — об это говорилось совершенно открыто. Наша бригада являлась единственной по-настоящему обстрелянной и организованной боевой силой с желанием воевать. Ее я отправил для того, чтобы обеспечить самое главное — коммуникацию. Противник на тот момент уже занял Амвросиевку, уже полностью контролировал всю границу Донецкой республики с Россией.
Единственная коммуникация, по которой мы могли получать помощь, — через Луганск, на Изварино. Я поставил первую задачу — не допустить отрезания этих последних коммуникаций. И по возможности пробить коридор на российскую границу на территории Донецкой республики. А для этого у меня были силы только моей бригады.
Из пяти имевшихся на тот момент батальонов только один и тылы — комендантская рота, рота военной полиции, снабжение — остались в самом Донецке, все остальное поехало выстраивать линию обороны: Моспино, Иловайск, Шахтерск, Торез… линия фронта. Переход мы не смогли взять, там были сильные укрепления. Обошли, взяли Дубровку и пробили коридор на Россию. Пусть не очень надежный — только полевые дороги, но тем не менее. Практически этим мы завершили окружение группировки противника, отрезали их.
То, что у меня осталось в Донецке, было меньше, чем «Восток» и «Оплот» вместе взятые, оборону городу я строил из условно боеспособных отрядов, которые не могли атаковать, но могли как-то защищать городской периметр. В связи с поддержанием коммуникации мне пришлось оставить некоторые пригороды — где-то с боями, где-то вообще без боев.
— В этом вас упрекают многие…
— Понимаете, меня легко упрекать. Я действительно генерал отступления. При мне единственное наступление — это было отсечение Дьяковской группировки. Бои были тяжелые. Очень легко упрекать: Стрелков был, мы отступали — Стрелков ушел, сразу начали наступать, а он сдал Славянск, Краматорск. При этом совершенно не желают анализировать ситуацию.
Почему не сражался за Краматорск? А что сражаться за Краматорск, если противник крупными силами занял Артемовск и был в нашем глубочайшем тылу? Второе окружение нависало над всей агломерацией Краматорск — Дружковка — Костантиновка. Остались бы еще на пару дней — нас бы окружили полностью.
У меня были ошибки, конечно. Я не стал наводить в Донецке порядок, захватывать власть, чего от меня, кстати, многие ждали… Господин Ходаковский со своим «Востоком» двое суток ждали моей атаки. Сидели в осаде, автоматы во все стороны. Ко мне прибегали бойцы и говорили: «Мы в вас стрелять не будем». А я на них смотрел: «А я вас и атаковать не собираюсь!» Потом он опомнился и перестал сидеть в осаде, но взаимодействовать со мной так и не стал.
Беседовал Валентин ВЕСЕЛОВ
Источник
Июнь был очень тяжелым. Украинская армия применяла против нас те средства, которых у нас в принципе не было, будь украинские военачальники решительнее — нас можно было разгромить достаточно легко. Я ставил себя на место украинского командования и не понимал, почему я и мои люди не уничтожены», — заявил Стрелков.
— А сейчас понимаете?
— Конечно, это гадание на кофейной гуще, но, думаю, имело место несколько причин. Во-первых, сначала украинская сторона боялась реакции России. Это их сдерживало, нас спасало. Во-вторых, они значительно преувеличивали наши силы и способности. Из той группы, что ушла в Славянск, реально имела боевой опыт где-то треть. А они считали, что в Славянск зашла группа спецназа ГРУ. И тут еще надо четко понимать, что нам сопутствовала — кто-то считает, удача, я считаю — Божья помощь.
Все практически первые столкновения мы выигрывали без потерь, с потерями для противника. Можно объяснить это стечением обстоятельств один, два раза, каждый в отдельности. Но все вместе объяснить иначе, чем поддержкой свыше, невозможно. И при постоянных неудачах у них возникало впечатление, что против них дерутся какие-то суперсолдаты.
Суперсолдатами мы и близко не являлись, были подвержены всем недостаткам, которыми обладает зарождающееся ополченское войско. Кто-то сражался, кто-то прятался, кто-то бежал с поля боя. Но в итоге у них сложилось впечатление, что тут сидят какие-то злобные жуткие киборги, супервоины, каждый из которых может убить десять человек. Я-то знал, насколько малы наши силы, и при этом стремился вести себя максимально агрессивно.
В разговорах с украинскими военными говорил: попробуйте только, сейчас российская авиация прилетит. Например, я им говорю: вы что, считаете меня полным идиотом, что я с группой в 50 человек залез сюда, не имея твердых гарантий, на помощь российской армии? Это был блеф, но этот блеф работал, им это казалось логичным. 2 мая, когда нас начали долбить, мы небольшой группой захватили Константиновку. Они не понимали, как можно так нагло действовать небольшой группой людей. Даже с учетом пополнения мы во много раз уступали в численности и не имели большой поддержки.
— После Славянска вы пришли в Донецк. Что вы застали в Донецке?
— Абсолютно мирный, спокойный город. Абсолютно не готовый к обороне. Можно было въехать с любой стороны, блок-посты стояли, но баррикад не было, даже в местах соприкосновения с противником. В городе было двоевластие. Мэр правил от имени Киева. УВД подчинялось непонятно кому, но начальник был из Киева. «Беркут», который сейчас активно пиарится, как они доблестно защищали ДНР, за все время моего пребывания в Донецке так ни разу и не вышел со своей базы, оборонял сам себя. Герои, вопросов нет. Были отдельные люди, которые в Славянск приезжали, в чем-то участвовали, но основная масса «Беркута» ждала, кто победит, чтобы присоединиться к победителю. Город был в принципе готов к сдаче.
— К чему привела бы сдача? К какому количеству жертв?
— Не буду оценивать. Для меня на тот момент не было вариантов, кроме как воевать. Я тут же начал укреплять его оборону, объединять те отряды, которые удавалось объединить. Часть отрядов мне не подчинилась, как никогда не подчинялся батальон «Восток». С трудом подчинялся «Оплот». Отказались подчиняться казаки. С имеющимися силами у меня не было ни времени, ни желания, ни сил кого-то разоружать, подчинять. Я начал выстраивать оборону теми силами, что у меня были.
— Сейчас вы не считаете это ошибкой — отказ от выстраивания нормальной вертикали власти?
— Не было вариантов. Я являлся командующим ополчения, министром обороны, а министерства как такового просто не было. И когда я уезжал, его практически не было. Если в Славянске мне приходилось в полном объеме выполнять задачи коменданта города — там у меня было единовластие, — то в Донецке я столкнулся с тем, что часть города под «Востоком», часть под «Оплотом», часть еще под кем-то.
Все это «под» имело где-то легкий, где-то не очень легкий криминальный налет. Кто-то кому-то платил, кто-то кого-то крышевал, кто-то что-то отжал — об это говорилось совершенно открыто. Наша бригада являлась единственной по-настоящему обстрелянной и организованной боевой силой с желанием воевать. Ее я отправил для того, чтобы обеспечить самое главное — коммуникацию. Противник на тот момент уже занял Амвросиевку, уже полностью контролировал всю границу Донецкой республики с Россией.
Единственная коммуникация, по которой мы могли получать помощь, — через Луганск, на Изварино. Я поставил первую задачу — не допустить отрезания этих последних коммуникаций. И по возможности пробить коридор на российскую границу на территории Донецкой республики. А для этого у меня были силы только моей бригады.
Из пяти имевшихся на тот момент батальонов только один и тылы — комендантская рота, рота военной полиции, снабжение — остались в самом Донецке, все остальное поехало выстраивать линию обороны: Моспино, Иловайск, Шахтерск, Торез… линия фронта. Переход мы не смогли взять, там были сильные укрепления. Обошли, взяли Дубровку и пробили коридор на Россию. Пусть не очень надежный — только полевые дороги, но тем не менее. Практически этим мы завершили окружение группировки противника, отрезали их.
То, что у меня осталось в Донецке, было меньше, чем «Восток» и «Оплот» вместе взятые, оборону городу я строил из условно боеспособных отрядов, которые не могли атаковать, но могли как-то защищать городской периметр. В связи с поддержанием коммуникации мне пришлось оставить некоторые пригороды — где-то с боями, где-то вообще без боев.
— В этом вас упрекают многие…
— Понимаете, меня легко упрекать. Я действительно генерал отступления. При мне единственное наступление — это было отсечение Дьяковской группировки. Бои были тяжелые. Очень легко упрекать: Стрелков был, мы отступали — Стрелков ушел, сразу начали наступать, а он сдал Славянск, Краматорск. При этом совершенно не желают анализировать ситуацию.
Почему не сражался за Краматорск? А что сражаться за Краматорск, если противник крупными силами занял Артемовск и был в нашем глубочайшем тылу? Второе окружение нависало над всей агломерацией Краматорск — Дружковка — Костантиновка. Остались бы еще на пару дней — нас бы окружили полностью.
У меня были ошибки, конечно. Я не стал наводить в Донецке порядок, захватывать власть, чего от меня, кстати, многие ждали… Господин Ходаковский со своим «Востоком» двое суток ждали моей атаки. Сидели в осаде, автоматы во все стороны. Ко мне прибегали бойцы и говорили: «Мы в вас стрелять не будем». А я на них смотрел: «А я вас и атаковать не собираюсь!» Потом он опомнился и перестал сидеть в осаде, но взаимодействовать со мной так и не стал.
Беседовал Валентин ВЕСЕЛОВ
Источник
Источник - Русская весна
