Социальная справедливость как отсвет нездешнего
21 января 2017
21.01.2017 - 5:00
Адепты религии социальной справедливости должны признать, что вырастить Царствие Божие на земле не вышло ни у нас, ни у наших многочисленных последователей.
Человеческое все равно прорастало через бетон тоталитарного уравнивания.
Есть одна существенная аберрация общественного сознания, которая перекрывает если не полностью, то в очень значительной степени перспективы формирования русского социального идеала.
В обществе постепенно начинает довлеть стереотип социальной справедливости, жестко увязанный с историей и практикой бытования СССР, с нормами и достижениями социалистического общежития.
Фиксируя несоотнесенность сформировавшейся в 1990-е годы модели социальных отношений с русскими традициями и культурой, заимствованность и безосновность либертарианской модели хищнического капитализма, русское сознание неизбежно окрашивает альтернативу в красный цвет, апеллируя к недавнему прошлому.
Между тем в таком противопоставлении нет никакой нужды, поскольку отдельно социальная справедливость есть лишь результат ее обожествления, возведения в ранг религиозного императива адептами марксизма и иных левых, отпочковавшихся от него доктрин.
Устроение жизни на началах христианской справедливости предполагает, что они будут привнесены во все сферы жизни — не только в хозяйственную.
В ней нуждаются и семья, и медицина, и область правового воздаяния, и образование — все, из чего соткана жизнь человека.
Но крайне важно, что христианский взгляд на общество не предполагает насильственного уравнивания, выпрямления человека в какой-то общей системе координат, полной унификации доходов, объемов и интенсивности предпринимательской деятельности, сдерживания личной инициативы, запрета на владение значительным капиталом или крупной собственностью.
Христос не пытается менять государство, но он меняет людей, внося в их умы и души представление о добре и истине.
И уже сами люди, будучи гражданами, содействуют смягчению законов, ограничению эксплуатации, привнесению в общественную жизнь ценностей милосердия.
Христианство полагает каждую человеческую жизнь уникальной, а это означает, что социальное равенство невозможно принципиально.
Талантливый учитель или портной никогда не будет зарабатывать столько, сколько топ-менеджер или успешный бизнесмен. Разница в потенциалах людей неустранима, но она и создает бесконечно пеструю палитру жизни, в которой есть место конкуренции, состязанию, кризисам и прорывам.
В нашем случае важно знать, что стяжание богатства как самоцель, по мысли Христа, — это препятствие на пути человека в царствие небесное, а значит, человек сам должен себя ограничивать в безудержном желании бессмысленного накопительства.
Государство же есть инструмент в человеческих руках, способ самоорганизации больших групп людей, выработавших общее представление о том, что есть общественное благо и какие правила необходимы для того, чтобы его достичь.
Поэтому завет любви, данный Господом, действует и в общественной жизни.
Правитель должен быть не менеджером в первую очередь, а человеком, в котором сочувствие и понимание тягот, которыми полнится жизнь его соотечественников, набирают особенную высоту.
А само существо любви образуется по мере становления личности — из отношений с родителями, друзьями, привязанности к месту и времени, способности прощать слабость и немощь, поддерживать и упокоивать их.
Пронизать любовью огромную страну, конечно же, сложнее, чем поддерживать ее негромкое и ровное горение на узком пространстве сообщества близких людей, любить которых не долг, не понимание своей связанности миллионами нитей с историей, со всеми жившими и живущими в этой стране, а естественное движение души.
Право есть частный случай нравственности, когда к обстоятельствам времени приспособлены правила, оберегающие достоинство граждан, устанавливающие границы, за пределами которых человек превращается в животное, начинающее грабить и пожирать себе подобных.
Они могут меняться по мере того как меняются условия жизни, но одно в них может и должно оставаться неизменным — завет любви, не позволяющий голой наживе, названной в нашем случае «невидимой рукой рынка», бесконечно держать людей за горло удушающим захватом.
Для этого нужны законы, стреноживающие возможность извлечения безграничного дохода, протекционизм, обеспечивающий защиту прав наемных работников, налоговое законодательство, отчасти выравнивающее колоссальный разрыв между бедными и богатыми.
Адепты религии социальной справедливости должны признать по итогам семидесятилетнего эксперимента, что вырастить царствие Божие на земле не вышло ни у нас, ни у наших многочисленных последователей.
Человеческое все равно прорастало через бетон тоталитарного уравнивания в формах привилегий для правящего класса партократов, оно прорывалось через узкие щели дефицита, чтобы все равно выявить и маркировать удачу или успех наиболее предприимчивых граждан Страны Советов.
Человеческая жизнь, которая принципиально разомкнута в вечность, не может быть ограничена рамками социального идеала.
А потому, формируя образ будущего, мы должны знать, что именно в России идея справедливости всегда была сопряжена с представлением о помощи сирым и убогим, об общине, способной внутри себя поддерживать тех, кто в поддержке нуждается, об отчуждении от практики мироедения, которая может быть признана чистой формулой восторжествовавшего у нас социал-дарвинизма.
Любовь — это не только чувство, но и способность души, но и усилие, но и работа. Только она и способна преодолеть те дремучие рубежи черствости, впрессованной в модель развития, которую мы, очарованные игрой света и тени на чужих витринах, когда-то легкомысленно позаимствовали.
Ибо «любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает…»
Андрей Бабицкий
Деловая газета «Взгляд»
Адепты религии социальной справедливости должны признать, что вырастить Царствие Божие на земле не вышло ни у нас, ни у наших многочисленных последователей.
Человеческое все равно прорастало через бетон тоталитарного уравнивания.
Есть одна существенная аберрация общественного сознания, которая перекрывает если не полностью, то в очень значительной степени перспективы формирования русского социального идеала.
В обществе постепенно начинает довлеть стереотип социальной справедливости, жестко увязанный с историей и практикой бытования СССР, с нормами и достижениями социалистического общежития.
Фиксируя несоотнесенность сформировавшейся в 1990-е годы модели социальных отношений с русскими традициями и культурой, заимствованность и безосновность либертарианской модели хищнического капитализма, русское сознание неизбежно окрашивает альтернативу в красный цвет, апеллируя к недавнему прошлому.
Между тем в таком противопоставлении нет никакой нужды, поскольку отдельно социальная справедливость есть лишь результат ее обожествления, возведения в ранг религиозного императива адептами марксизма и иных левых, отпочковавшихся от него доктрин.
Устроение жизни на началах христианской справедливости предполагает, что они будут привнесены во все сферы жизни — не только в хозяйственную.
В ней нуждаются и семья, и медицина, и область правового воздаяния, и образование — все, из чего соткана жизнь человека.
Но крайне важно, что христианский взгляд на общество не предполагает насильственного уравнивания, выпрямления человека в какой-то общей системе координат, полной унификации доходов, объемов и интенсивности предпринимательской деятельности, сдерживания личной инициативы, запрета на владение значительным капиталом или крупной собственностью.
Христос не пытается менять государство, но он меняет людей, внося в их умы и души представление о добре и истине.
И уже сами люди, будучи гражданами, содействуют смягчению законов, ограничению эксплуатации, привнесению в общественную жизнь ценностей милосердия.
Христианство полагает каждую человеческую жизнь уникальной, а это означает, что социальное равенство невозможно принципиально.
Талантливый учитель или портной никогда не будет зарабатывать столько, сколько топ-менеджер или успешный бизнесмен. Разница в потенциалах людей неустранима, но она и создает бесконечно пеструю палитру жизни, в которой есть место конкуренции, состязанию, кризисам и прорывам.
В нашем случае важно знать, что стяжание богатства как самоцель, по мысли Христа, — это препятствие на пути человека в царствие небесное, а значит, человек сам должен себя ограничивать в безудержном желании бессмысленного накопительства.
Государство же есть инструмент в человеческих руках, способ самоорганизации больших групп людей, выработавших общее представление о том, что есть общественное благо и какие правила необходимы для того, чтобы его достичь.
Поэтому завет любви, данный Господом, действует и в общественной жизни.
Правитель должен быть не менеджером в первую очередь, а человеком, в котором сочувствие и понимание тягот, которыми полнится жизнь его соотечественников, набирают особенную высоту.
А само существо любви образуется по мере становления личности — из отношений с родителями, друзьями, привязанности к месту и времени, способности прощать слабость и немощь, поддерживать и упокоивать их.
Пронизать любовью огромную страну, конечно же, сложнее, чем поддерживать ее негромкое и ровное горение на узком пространстве сообщества близких людей, любить которых не долг, не понимание своей связанности миллионами нитей с историей, со всеми жившими и живущими в этой стране, а естественное движение души.
Право есть частный случай нравственности, когда к обстоятельствам времени приспособлены правила, оберегающие достоинство граждан, устанавливающие границы, за пределами которых человек превращается в животное, начинающее грабить и пожирать себе подобных.
Они могут меняться по мере того как меняются условия жизни, но одно в них может и должно оставаться неизменным — завет любви, не позволяющий голой наживе, названной в нашем случае «невидимой рукой рынка», бесконечно держать людей за горло удушающим захватом.
Для этого нужны законы, стреноживающие возможность извлечения безграничного дохода, протекционизм, обеспечивающий защиту прав наемных работников, налоговое законодательство, отчасти выравнивающее колоссальный разрыв между бедными и богатыми.
Адепты религии социальной справедливости должны признать по итогам семидесятилетнего эксперимента, что вырастить царствие Божие на земле не вышло ни у нас, ни у наших многочисленных последователей.
Человеческое все равно прорастало через бетон тоталитарного уравнивания в формах привилегий для правящего класса партократов, оно прорывалось через узкие щели дефицита, чтобы все равно выявить и маркировать удачу или успех наиболее предприимчивых граждан Страны Советов.
Человеческая жизнь, которая принципиально разомкнута в вечность, не может быть ограничена рамками социального идеала.
А потому, формируя образ будущего, мы должны знать, что именно в России идея справедливости всегда была сопряжена с представлением о помощи сирым и убогим, об общине, способной внутри себя поддерживать тех, кто в поддержке нуждается, об отчуждении от практики мироедения, которая может быть признана чистой формулой восторжествовавшего у нас социал-дарвинизма.
Любовь — это не только чувство, но и способность души, но и усилие, но и работа. Только она и способна преодолеть те дремучие рубежи черствости, впрессованной в модель развития, которую мы, очарованные игрой света и тени на чужих витринах, когда-то легкомысленно позаимствовали.
Ибо «любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает…»
Андрей Бабицкий
Деловая газета «Взгляд»
Источник - Русская весна
