Зверства фашистов ВСУ на Донбассе: 3 эфемериды об убитых детях...
29 января 2017
29.01.2017 - 4:30
После государственного переворота, с начала войны, Украина убила 101 ребёнка на Донбассе. Три эфемериды об убитых детях.
#101. Эфемерида 1.
Я очень люблю сестру Дашу и маленького братика Кирюшу. Мы всегда были вместе. Я, как старшая сестра, заботилась о Даше и Кирюше. Я забочусь о них и сейчас. Мама и папа очень далеко — и потому мой братик и сестра могут надеяться только меня.
Мы теперь всегда рядом.В этом 2016 году мне бы исполнилось 15 лет. А Кирюше 4 годика. Он скучает по своему плюшевому медвежонку.
А мы с Дашей скучаем по папе и маме. Мы иногда видим, как мама плачет и повторяет: «Было трое. Ни одного не осталось».
Меня зовут Настя. Настя Коноплёва.
Я помню тот вечер, февраль 2015 года. Мы с Дашей понесли Кирюшу купаться в ванную. Я как раз купила ему новый детский шампунь — из него получаются красивые радужные мыльные пузыри. И глаза не щиплет. Даша пустила в ванну поплавать зелёного пластмассового крокодила. И Кирюша смеялся.
Я помню снег за окном. Потом свет. Потом боль. Нам повезло — мы не мучались долго, как другие дети. И нам легче — мы теперь вместе и утешаем друг друга. Другие детки плачут часто, потому что им одиноко.
Меня, Дашу и Кирюшу убило одним украинским снарядом. Он попал точно в ванную комнату. Даша прожила на одну минуту больше, чем я и братик. Кирюша даже и не понял, что случилось. Мы с Дашей ему сказали, что это просто погас свет. Он маленький и нам верит.
Мы иногда приходим все втроём в родной дом. И смотрим на родителей. Нам очень жалко, когда мама плачет. Хочется сказать родителям, что нам уже не больно. Папа ремонтирует дом. Папа сильный, он утешает маму. Хотя всё равно папа украдкой плачет, когда мама не видит.
Очень красиво летом в нашем дворе. И кот Васька уцелел. Только плохо слышит после взрыва. И боится людей.
«Моя улица, улица Партизана Ермачка, очень красивая. На ней много деревьев. Летом растут красивые цветы. Рядом находится детская площадка. Я хочу, чтобы быстрей закончилась война. И моя улица не пострадала».
И очень хочется, чтобы к нам больше не приходили другие дети. Нас тут 101 ребёнок. Мы убиты украинской армией.
Мы мечтали вырасти.
#101. Эфемерида 2.
Я помню.
Меня зовут Алексей Кухарчук. Совсем недавно у меня была большая семья — жена, две дочери.
29 января 2015 году Украина отняла у меня семью. А у мой жены и младшей дочки отобрала жизни. Искромсала, изорвала в клочья самых дорогих мне людей.
Я помню тот вечер. Мы все были дома. Девочки играли. Жена готовила ужин. В 9 часов вечера украинская артиллерия начала обстрел нашего посёлка. Поблизости не было военной техники или солдат Народных Республик. Только мирные люди, только мирные дома.
Я до сих пор хочу посмотреть в глаза тому украинскому офицеру, который отдал приказ расстрелять посёлок Курганку в Горловке 29 января 2015 года. Я спрошу у него, есть ли у него жена и дочка. Я спрошу у него, зачем он отнял жену и дочь у меня.
Я помню тот вечер.
Я помню, как близко раздался взрыв. Я выбежал из дома — и увидел дымящуюся дыру в крыше соседского дома. Мы всегда дружили с соседями, помогали друг другу. Я бросился к ним, постучал. Мне открыла Ольга. Внутри клубились пыль и дым.
Сосед Олег лежал на кухне с серым лицом и недоверчиво повторял: «Мне оторвало ногу, мне оторвало ногу»
Тещу Олега завалило балками, камнями и досками прямо на диване в зале. Я побежал домой за ломом, чтобы освободить пожилую женщину. Моя жена вызвала «скорую помощь».
Я помню нашу улицу. Она вся была иссечена осколками, везде лежали обломки домов, заборов, порубленные ветки деревьев. Вишню рядом с нашим двором осколок срезал на уровне пояса. Я это дерево посадил, когда родилась старшая дочь.
Когда я забежал во двор родного дома, раздался ещё один взрыв. Я на несколько мгновений потерял сознание. И когда пришёл в себя, в глазах потемнело от ужаса и боли. Рядом со мной лежали жена и младшая дочка. Разорванные, окровавленные. Я дочку собирал по частям по всему двору — только лицо осталось нетронутым и вязанная розовая шапочка.
Украинская армия подождала, когда люди выйдут на улицу после первого обстрела и ударила ещё раз. Чтобы наверняка.
Я помню звон в ушах и кровь на ладонях. Кровь дочки и жены. Вы собирали окровавленные кусочки дочери, любимого человечка, рядом со своим домом? Я собирал.
Я помню, что Украина забрала у меня всё 29 января 2015 года.
Я помню.
#101. Эфемерида 3.
Настя Буторина была сильной девочкой.
Была.
Военный хирург — особая профессия. Никогда не хотел им быть. Одно дело проводить операции, когда болеют люди в мирное время. Совсем другое, когда в операционную ввозят на каталке искромсанную осколками женщину. Или шестнадцатилетнюю девочку с огромной дырой в груди. Так, что видны белые осколки ребер и судорожно вздымающееся лёгкое.
Я сделал всё, что мог. И всё равно сделал слишком мало. Весь последний год спрашиваю себя, почему всё так несправедливо. Почему украинской армии дана такая огромная сила — безнаказанно убивать, калечить. А мне, хирургу, не дана равная сила — исцелять, сращивать перебитые кости, восстанавливать разбитые позвонки, возвращать жизнь в искалеченные украинским железом тела.
Я выгорел ещё в 2015 году, когда день за днём в операционную привозили тела женщин и детей, израненных, обескровленных. Сейчас у меня только усталость и ненависть. На тех, кто даёт приказы украинской артиллерии раз за разом бить по мирным домам, по улицам, по паркам. На тех, кто стреляет. На тех, кто подносит снаряды. На тех, кто на всей остальной Украине молчит, пока нас убивают ВСУ.
Настя была красивой девочкой. Я сделал, что мог, чтобы её спасти. Я сделал слишком мало.
После операции я вышел к её маме — и слушал, как она рассказывала о дочке, о вечере, о ночи. Я не перебивал, я смотрел на свои дрожащие пальцы и думал, что я сделал всё, что мог. И сделал слишком мало. Тогда я верил, что Настя выживет — она молодая и сильная.
Мама Насти плакала и рассказывала мне о дочери. А у меня не было сил встать и вернуться домой, хоть я на ногах уже почти сутки.
Мама Насти рассказывала о дочери, как будто это могло удержать девочку в этом мире. Вечером 10 июня 2015 года начался обстрел со стороны украинских войск. Настя пообещала соседям, что присмотрит за их домом. И потому Настя ночевала у соседей. До её дня рождения оставалось 2 месяца. Она училась на первом курсе техникума. Мечтала стать врачом.
Обстрел украинской артиллерии этой ночью был особо сильный. Настя до полночи просидела в подвале. А затем, резко и неожиданно, обстрел прекратился. Девушка вышла во двор, что позвонить маме. И несмотря на уговоры сестры и мамы решила ночевать не в подвале, а в доме. Девочка решила, что украинские войска уже не будут обстреливать Горловку.
Раздался взрыв. Осколок влетел в окно, срикошетил от стен и попал в спящую девушку. От боли и мощного взрыва Настя проснулась. Позвонила маме — и сказала, что не чувствует ног. Когда мама прибежала, Настя всё так же лежала в кровати, укрытая одеялом. Мама приподняла одеяло — и увидела, что в груди у дочери большая дыра. Такая большая, что видно, как вздымается лёгкое. Настя не чувствовала боли. Девочка не чувствовала ног.
Людмила, мама Насти, вызвала «скорую помощь». Но медики никак не могли проехать — украинская артиллерия обезумела этой ночью. Помогли парни из Народного Ополчения, они привезли полевого врача. Он зразу понял, что произошло — осколок украинского снаряда застрял в позвоночнике девушки.
Так Настя попала ко мне в операционную. Ребята из Народного Ополчения довезли. Успели. Дальше всё зависело от меня. Я сделал всё, что в человеческих силах. Я сделал слишком мало.
Тяжёлая, долгая операция. Пробито одно лёгкое, второе пострадало от ударной волны. Разрушен позвонок, я не смог извлечь все костные осколки из спинного мозга.
Настя сильная девочка. Она прожила ещё 5 дней.
И ушла.
Я никогда не хотел быть военным хирургом. И не хотел, чтобы война пришла в мой город. Я сделал всё, что только мог, чтобы спасти эту девочку. И всё равно сделал слишком мало.
Я слабее, чем украинские артиллеристы. Но я ещё человек. Они — уже нет.
Читайте также: ВСУ открыли огонь по Донецку, в районе аэропорта вспыхнул мощный бой (ВИДЕО)
Дзыговбродский Дмитрий, специально для «Русской Весны»
После государственного переворота, с начала войны, Украина убила 101 ребёнка на Донбассе. Три эфемериды об убитых детях.
#101. Эфемерида 1.
Я очень люблю сестру Дашу и маленького братика Кирюшу. Мы всегда были вместе. Я, как старшая сестра, заботилась о Даше и Кирюше. Я забочусь о них и сейчас. Мама и папа очень далеко — и потому мой братик и сестра могут надеяться только меня.
Мы теперь всегда рядом.В этом 2016 году мне бы исполнилось 15 лет. А Кирюше 4 годика. Он скучает по своему плюшевому медвежонку.
А мы с Дашей скучаем по папе и маме. Мы иногда видим, как мама плачет и повторяет: «Было трое. Ни одного не осталось».
Меня зовут Настя. Настя Коноплёва.
Я помню тот вечер, февраль 2015 года. Мы с Дашей понесли Кирюшу купаться в ванную. Я как раз купила ему новый детский шампунь — из него получаются красивые радужные мыльные пузыри. И глаза не щиплет. Даша пустила в ванну поплавать зелёного пластмассового крокодила. И Кирюша смеялся.
Я помню снег за окном. Потом свет. Потом боль. Нам повезло — мы не мучались долго, как другие дети. И нам легче — мы теперь вместе и утешаем друг друга. Другие детки плачут часто, потому что им одиноко.
Меня, Дашу и Кирюшу убило одним украинским снарядом. Он попал точно в ванную комнату. Даша прожила на одну минуту больше, чем я и братик. Кирюша даже и не понял, что случилось. Мы с Дашей ему сказали, что это просто погас свет. Он маленький и нам верит.
Мы иногда приходим все втроём в родной дом. И смотрим на родителей. Нам очень жалко, когда мама плачет. Хочется сказать родителям, что нам уже не больно. Папа ремонтирует дом. Папа сильный, он утешает маму. Хотя всё равно папа украдкой плачет, когда мама не видит.
Очень красиво летом в нашем дворе. И кот Васька уцелел. Только плохо слышит после взрыва. И боится людей.
«Моя улица, улица Партизана Ермачка, очень красивая. На ней много деревьев. Летом растут красивые цветы. Рядом находится детская площадка. Я хочу, чтобы быстрей закончилась война. И моя улица не пострадала».
И очень хочется, чтобы к нам больше не приходили другие дети. Нас тут 101 ребёнок. Мы убиты украинской армией.
Мы мечтали вырасти.
#101. Эфемерида 2.
Я помню.
Меня зовут Алексей Кухарчук. Совсем недавно у меня была большая семья — жена, две дочери.
29 января 2015 году Украина отняла у меня семью. А у мой жены и младшей дочки отобрала жизни. Искромсала, изорвала в клочья самых дорогих мне людей.
Я помню тот вечер. Мы все были дома. Девочки играли. Жена готовила ужин. В 9 часов вечера украинская артиллерия начала обстрел нашего посёлка. Поблизости не было военной техники или солдат Народных Республик. Только мирные люди, только мирные дома.
Я до сих пор хочу посмотреть в глаза тому украинскому офицеру, который отдал приказ расстрелять посёлок Курганку в Горловке 29 января 2015 года. Я спрошу у него, есть ли у него жена и дочка. Я спрошу у него, зачем он отнял жену и дочь у меня.
Я помню тот вечер.
Я помню, как близко раздался взрыв. Я выбежал из дома — и увидел дымящуюся дыру в крыше соседского дома. Мы всегда дружили с соседями, помогали друг другу. Я бросился к ним, постучал. Мне открыла Ольга. Внутри клубились пыль и дым.
Сосед Олег лежал на кухне с серым лицом и недоверчиво повторял: «Мне оторвало ногу, мне оторвало ногу»
Тещу Олега завалило балками, камнями и досками прямо на диване в зале. Я побежал домой за ломом, чтобы освободить пожилую женщину. Моя жена вызвала «скорую помощь».
Я помню нашу улицу. Она вся была иссечена осколками, везде лежали обломки домов, заборов, порубленные ветки деревьев. Вишню рядом с нашим двором осколок срезал на уровне пояса. Я это дерево посадил, когда родилась старшая дочь.
Когда я забежал во двор родного дома, раздался ещё один взрыв. Я на несколько мгновений потерял сознание. И когда пришёл в себя, в глазах потемнело от ужаса и боли. Рядом со мной лежали жена и младшая дочка. Разорванные, окровавленные. Я дочку собирал по частям по всему двору — только лицо осталось нетронутым и вязанная розовая шапочка.
Украинская армия подождала, когда люди выйдут на улицу после первого обстрела и ударила ещё раз. Чтобы наверняка.
Я помню звон в ушах и кровь на ладонях. Кровь дочки и жены. Вы собирали окровавленные кусочки дочери, любимого человечка, рядом со своим домом? Я собирал.
Я помню, что Украина забрала у меня всё 29 января 2015 года.
Я помню.
#101. Эфемерида 3.
Настя Буторина была сильной девочкой.
Была.
Военный хирург — особая профессия. Никогда не хотел им быть. Одно дело проводить операции, когда болеют люди в мирное время. Совсем другое, когда в операционную ввозят на каталке искромсанную осколками женщину. Или шестнадцатилетнюю девочку с огромной дырой в груди. Так, что видны белые осколки ребер и судорожно вздымающееся лёгкое.
Я сделал всё, что мог. И всё равно сделал слишком мало. Весь последний год спрашиваю себя, почему всё так несправедливо. Почему украинской армии дана такая огромная сила — безнаказанно убивать, калечить. А мне, хирургу, не дана равная сила — исцелять, сращивать перебитые кости, восстанавливать разбитые позвонки, возвращать жизнь в искалеченные украинским железом тела.
Я выгорел ещё в 2015 году, когда день за днём в операционную привозили тела женщин и детей, израненных, обескровленных. Сейчас у меня только усталость и ненависть. На тех, кто даёт приказы украинской артиллерии раз за разом бить по мирным домам, по улицам, по паркам. На тех, кто стреляет. На тех, кто подносит снаряды. На тех, кто на всей остальной Украине молчит, пока нас убивают ВСУ.
Настя была красивой девочкой. Я сделал, что мог, чтобы её спасти. Я сделал слишком мало.
После операции я вышел к её маме — и слушал, как она рассказывала о дочке, о вечере, о ночи. Я не перебивал, я смотрел на свои дрожащие пальцы и думал, что я сделал всё, что мог. И сделал слишком мало. Тогда я верил, что Настя выживет — она молодая и сильная.
Мама Насти плакала и рассказывала мне о дочери. А у меня не было сил встать и вернуться домой, хоть я на ногах уже почти сутки.
Мама Насти рассказывала о дочери, как будто это могло удержать девочку в этом мире. Вечером 10 июня 2015 года начался обстрел со стороны украинских войск. Настя пообещала соседям, что присмотрит за их домом. И потому Настя ночевала у соседей. До её дня рождения оставалось 2 месяца. Она училась на первом курсе техникума. Мечтала стать врачом.
Обстрел украинской артиллерии этой ночью был особо сильный. Настя до полночи просидела в подвале. А затем, резко и неожиданно, обстрел прекратился. Девушка вышла во двор, что позвонить маме. И несмотря на уговоры сестры и мамы решила ночевать не в подвале, а в доме. Девочка решила, что украинские войска уже не будут обстреливать Горловку.
Раздался взрыв. Осколок влетел в окно, срикошетил от стен и попал в спящую девушку. От боли и мощного взрыва Настя проснулась. Позвонила маме — и сказала, что не чувствует ног. Когда мама прибежала, Настя всё так же лежала в кровати, укрытая одеялом. Мама приподняла одеяло — и увидела, что в груди у дочери большая дыра. Такая большая, что видно, как вздымается лёгкое. Настя не чувствовала боли. Девочка не чувствовала ног.
Людмила, мама Насти, вызвала «скорую помощь». Но медики никак не могли проехать — украинская артиллерия обезумела этой ночью. Помогли парни из Народного Ополчения, они привезли полевого врача. Он зразу понял, что произошло — осколок украинского снаряда застрял в позвоночнике девушки.
Так Настя попала ко мне в операционную. Ребята из Народного Ополчения довезли. Успели. Дальше всё зависело от меня. Я сделал всё, что в человеческих силах. Я сделал слишком мало.
Тяжёлая, долгая операция. Пробито одно лёгкое, второе пострадало от ударной волны. Разрушен позвонок, я не смог извлечь все костные осколки из спинного мозга.
Настя сильная девочка. Она прожила ещё 5 дней.
И ушла.
Я никогда не хотел быть военным хирургом. И не хотел, чтобы война пришла в мой город. Я сделал всё, что только мог, чтобы спасти эту девочку. И всё равно сделал слишком мало.
Я слабее, чем украинские артиллеристы. Но я ещё человек. Они — уже нет.
Читайте также: ВСУ открыли огонь по Донецку, в районе аэропорта вспыхнул мощный бой (ВИДЕО)
Дзыговбродский Дмитрий, специально для «Русской Весны»
Источник - Русская весна
