Утешение Даниила Гранина

БЕСЕДИН Платон
Даниил Гранин обладал уникальным даром — он умел писать о людях правду, не теряя к ним сострадания
За последние несколько лет русская литература понесла колоссальные — возможно, невосполнимые — потери. Из жизни ушли слишком многие. Те, кого по праву считали нравственными авторитетами. Те, к чьему слову реально прислушивались. Валентин Распутин, Фазиль Искандер, Евгений Евтушенко, Ион Деген — все они больше не с нами. Остались их книги, да, но тоска, боль от того, что рядом нет живых классиков, тех, на кого можно и нужно равняться, не унимаются.
Кто остался? Конечно, Юрий Бондарев, наш великий писатель-фронтовик. Из тех, кто младше — Андрей Битов, Владимир Маканин. А дальше? Кто и что дальше? И сохрфаняется ли в русской литературе столь важная черта как преемственность?
До сегодняшнего дня с нами жил ещё один знаковый человек — тот, к кому мы прислушивались, тот, кому мы верили. Речь о Данииле Александровиче Гранине, не просто писателе, публицисте, но, действительно, моральном, нравственном авторитете
Казалось, ещё недавно я внимательно слушал его речь в Санкт-Петербурге, где президент Владимир Путин награждал писателя высшей премией. Гранин, уже совсем пожилой человек, выйдя к трибуне на костылях, начав говорить, преобразился. В его словах появилась сила, в его лице проступила крепость. Он, 98-летний человек, говорил о поиске смысла жизни, о творчестве как об одной из самых прелестных возможностей осуществить своё предназначение. Человек, прошедший четыре года жуткой войны, спрашивал спустя годы: почему я остался жив? И, полагаю, данный вопрос он адресовал всем нам.
В одной из последних своих книг «Мой лейтенант» Гранин чередует оптику восприятия: вот он, лейтенант, повествует нам из окопа о нутре войны, вот он, уже сегодняшний, размышляет о её причинах. Четыре года там, на фронте, и семьдесят лет размышлений после, чтобы читатель понял: война не ушла в прошлое, это не история, а реальная проекция в настоящее, его фундамент и строительный материал — война длится до сих пор, и её участники все мы.
Что даст нам в ней силы? Что поможет выжить? То же, что, несмотря на возраст, давало Даниилу Александровичу мудрость, которую он доносил всем нам. Это — милосердие, сострадание к людям
И в данном смысле Гранин в высшей степени русский писатель. Камю, Стейнбек, Хемингуэй — да много кто из признанных классиков — говорили и писали о том, что русская литература, прежде всего, отличается состраданием к простому человеку. Этому искусству они, западные писатели, учились у нас. Но милосердие, сострадание сочеталось и подпитывалось в русской литературе бескомпромиссностью взглядов, отстаиванием своей системы ценностей, своей правды, в основе которой всегда был человек, с его величием и слабостями.
Когда сейчас, вспоминая творчество Даниила Александровича, замечают, что он писал о людях науки, инженерах, открытиях, то это, конечно, верно, но лишь отчасти. Гранин, прежде всего, изучал науку быть человеком, науку понимания человека. Его роман «Зубр», во время «перестройки» взорвавший общество, выходил далеко за рамки сентенций о генетике: он исследовал не только генетический, но и, если угодно, моральный код человека. Гранин спрашивал у читателя: как остаться человеком даже, если в этом нет никакого смысла?
Его классические романы — «Искатели», «Иду на грозу», — в которых он писал об инженерах, удивительным образом перекликаются с известной фразой о писателе как «инженере душ человеческих». Сейчас это кажется архаизмом, однако тут есть живой смысл, когда строится не только наука, государство, но и человек, его жизнь, его судьба
В случае Гранина это не просто размышление, пусть и колоссальной художественной силы, за рабочим столом — нет, это деятельный пример длиною в жизнь. Толстой говорил, что писатели делятся на две категории: одни как личности выше того, что ими написано, другие — ниже. Потом кто-то добавил, что только вторые и есть настоящие. Однако в случае Гранина — и это, по сути, один из немногих, уникальных, примеров — справедливо равенство его личности и его произведений.
Тот же граф Лев Николаевич Толстой, служивший на Кавказе, отправился в Севастополь, чтобы быть со своим народом, защищать Родину и видеть истинное лицо войны. Так родились «Севастопольские рассказы», изменившие всю мировую литературу, давшие принципиально новый взгляд и на сущность войны, и на человека в ней, заложившие основу мировой гуманистической традиции. Без переживаний, без участия и соучастия Толстого, без его личного погружения в севастопольскую бойню не было бы великого произведения, пережившего писателя и рождавшего у десятков будущих поколений желание служить человеку, Родине. Как заканчивает Толстой один из своих севастопольских очерков? Он говорит, что есть лишь один герой — правда.
Так вот, и у Даниила Александровича в его произведениях в центре всегда неизменно стояла правда, тесно сопряженная с нравственностью, с милосердием
Гранин сам, как и Толстой, ушёл на фронт, защищать Родину, когда в 1941 году записался в ополчение и воевал, как поэт-фронтовик Ион Деген, в танковой роте. Без этого поступка, опыта не родились бы в полноте своей его произведения и, конечно, прежде всего, пронзительная «Блокадная книга», написанная в соавторстве с Алесем Адамовичем.
Снято столько фильмов, записано столько передач, нацарапано столько расследований и статей, но правду мы узнаём именно из «Блокадной книги», и это больше, нежели артефакт эпохи, лежащий на опасной территории между документалистикой и художественной прозой, но, по сути, это завет будущим поколениям, прививка от тотального зла и вдохновение на мужественные поступки.
Да, Петербург славен на выдающиеся имена, но если смотреть на век двадцатый, то душой города был именно Даниил Александрович Гранин, чьи произведения равно соотносились с его поступками
И, на самом деле, это не столь распространённая вещь, как для писателя, когда в историю входят не только его романы, стихи, рассказы, но и общественные дела. Меж тем, достаточно сказать, что Даниил Александрович ещё в конце 80-х годов основал «Общество милосердия», ставшее предтечей благотворительных организаций. Слово милосердия Гранина питало его дела, и жизнь его, действительно, стала служением людям. Вот что по-настоящему важно и для русского человека, и особенно для русского писателя.
Сегодня мы прощаемся не только с моральным авторитетом, блестящим писателем, героем-фронтовиком, но и, прежде всего, с человеком, пестовавшим и доносившим добродетель как единственно верную форму бытия рядом с другими. И Гранин не возносил её на пьедестал, но воплощал естественно; она стала его сущностью, и оттого светлее, благостнее становилось всем нам. Даниил Александрович приносил в наш дом, в нашу страну утешение, и, пожалуй, теперь именно его нам будет более всего не хватать.

Источник