Лабиринт Минотавра: есть ли выход?

Почему капитализм непременно связан с развитием, почему он цикличен, почему Запад всегда агрессивен, в чем корни исторической и современной западных русофобий, в чем состоят сущностные различия между европейской (западной) и российской (евразийской) цивилизациями.
Поставив перед собой задачу вскрыть ключевые характеристики современного «капитализма», а также КАПИТАЛА, как сущностного феномена, являющегося предметом давних и многочисленных экономических исследований, не могу не высказать своего отношения к состоянию современного философского знания.
Общеизвестно, что господствующая ныне либеральная, точнее, монетаристская модель экономики не справляется с вызовами времени и даже противоречит им, усиливая и без того растущие напряженности в мире. В свою очередь, экономические идеи, продвигаемые неоконами, — не альтернатива economics, но всего-навсего одна из её версий. И для того, чтобы мировая экономическая мысль вышла из нынешних либерально-консервативных лабиринтов, необходимо вмешательство философии. Причем, в той своей роли, которая не сводится к узким гуманитарным специализациям или же различным вкусовым интерпретациям исследуемых объектов вроде феноменологии, герменевтики или персонализма. Мировая гуманитарная мысль обязана подвергнуть критическому системному анализу важнейшие аспекты современного бытия человечества с последующим пересмотром навязанной Западу и Западом догматики.
Однако практически никто из современных европейских мыслителей не рискует сделать честный и системный мегаанализ текущего состояния человеческого вида, а если и рискует, то без адекватных целей и, следовательно, без особого результата. А между тем действительно новое и адекватное современной эпохе знание предполагает такую масштабную и объемную рефлексию, которая бы имела отношение не только к пост-теориям и иным вторичностям, но к когнитивной стороне процессов, связанных с формированием нового и многополярного (?) мирового порядка.
Что означает подобная рефлексия, если рассмотреть её ключевые характеристики на примере исследования таких актуальных субглобальных феноменов, как капитализм и Запад?
Для ответа на этот вопрос необходимо посмотреть на данный двуединый объект (капитализм и Запад) так, будто все существующие интеллектуальные авторитеты от Джона Локка и Адама Смита до Сэмюэля Хантингтона и свежеиспеченных Нобелевских лауреатов по экономике выявили и описали лишь часть того нового целого, которое может быть открыто только сегодня, в 21 веке, когда в распоряжении философов и экономистов появился колоссальный объем самой разной информации и логических (программируемых) систем.
В частности, сегодня мир как никогда нуждается в принципиально новой и, я считаю, антропоцентрической политэкономической теории, к формированию которой, увы, пока не приступил ни один сколько-нибудь известный западный экономист. Что, кстати, естественно: осмысление стремительно меняющегося бытия и предложение имманентной новым алгоритмам развития мировоззренческой конструкции есть, прежде всего, философско-методологическая задача.
Не ставя перед собой задачи анализа происходящего или же описания контуров желаемой и ожидаемой новой политэкономической конструкции, выскажу ряд суждений, касающихся того элемента, вскрытие и объяснение которого позволило апологетам учения Карла Маркса (прежде всего, выдающегося философа и методолога, и только затем — экономиста) перевернуть мир.
Три типа капитала и три способа получения сверхприбыли
Гений Карла Маркса связан, в первую очередь, с открытием, точнее, — с системным описанием им — кто бы что ни говорил — процесса образования прибавочной стоимости, как способа обеспечения прибыли, лежащего в основе социального неравенства. Именно на анализе этого феномена и связанных с ним выводах строится учение Маркса, которое, как мы убедились, отнюдь не всесильно, потому что оно не совсем верно — хотя бы в том смысле, что не полно.
В нынешнюю технотронную эру марксистский концепт социальной революции, направленный на преодоление эксплуатации человека человеком посредством несправедливого присвоения владельцем средств производства части производимых наемным работником стоимостей, выглядит довольно бледно, а такие его элементы, как, например, тезис о необходимости установления в ходе социалистической революции диктатуры пролетариата, в некоторых аудиториях вообще считается бредом. В принципе, так оно и есть, если рассматривать марксизм вне контекста 19 века и как претензию на истину. Но можно и, полагаю, нужно относиться к марксистским постулатам как к одному из важнейших источников классической политэкономической науки и универсальному методу познания социальных (в широком смысле) процессов, и по сей день не утратившему своей актуальности. Напротив, только сегодня мы в состоянии более или менее адекватно оценить реальное значение анализа Марксом процесса превращения товара в деньги, а денег в капитал.
Впрочем, главная тайна капитализма и Запада как такового кроется в понимании не только механизма получения прибыли в процессе промышленного производства, но исторически обусловленных СУЩНОСТЕЙ того и другого.
Именно в сущностях следует искать ответы на вопросы, связанные с особенностями названных феноменов: почему капитализм непременно связан с развитием, почему он цикличен, почему Запад всегда агрессивен, в чем корни исторической и современной западных русофобий, в чем состоят сущностные различия между европейской (западной) и российской (евразийской) цивилизациями и что, в конечном счете, находится там — за глобальной монополией доллара США, как «последней стадией капитализма».
Раскрытие сущности процесса образования прибавочной стоимости стало чрезвычайно важным шагом в десакрализации «безупречного» западного общества. Но Карл Маркс подробно описал процесс получения прибыли преимущественно в сфере производства, в то время как формирование промышленного или, точнее, производственного капитала (под ним следует понимать ту часть производственных активов, которые, находясь в обороте, приносят прибыль и обеспечивают расширенное производство) — всего лишь следствие формирования и функционирования финансового капитала,3 который, в свою очередь, является следствием развития капитала торгового.
Получается, что в каждом из трех основных типов экономической деятельности (такой способ капитализации активов, как их прямой захват, я в данном случае не рассматриваю, поскольку процесс образования империй кочевых народов, захватывающих пространства соседних этносов, или же торгово-колониальных империй — как в случае с Великобританией — требует отдельного анализа) формирование капитала, как новой и добавочной стоимости, имеет свои особенности.
В сфере производства это происходит путем образования и присвоения прибавочной стоимости (ПС), образуемой, в том числе, за счет минимизации издержек с одной стороны и стимулирования спроса — с другой. (По Марксу прибавочная стоимость - это неоплаченный труд наемных работников, что, с моей точки зрения — не точно и узко. Нужно смотреть шире. Полагаю, что ПС — это разница между себестоимостью продукта и его потребительской стоимостью; при этом установление и цены рабочей силы и, соответственно, продажной (рыночной) цены произведенного продукта зависят от маржинга, как правило, произвольного).
В сфере финансовой способами получения сверхприбыли становятся институт и технологии ссудного процента, комиссионные с разного рода сделок и опять таки маржа от финансовых спекуляций, размер которой находится в прямой зависимости от вольно устанавливаемых (волатильных) цен денег и соответствующих финансовых услуг.
Наконец, в сфере торговой (внимание!) формирование прибыли и сверхприбыли происходит исключительно за счет маржинга (исторически свободного, а сегодня все более регулируемого ценообразования), то есть в той или иной степени ПРОИЗВОЛЬНОГО установления владельцем или продавцом товара такой цены последнего, которая превышает (часто в разы, а в случае с колониальными товарами — на порядки) их себестоимость.
Именно сверхприбыльный маржинг, который стал возможен в случае с разграблением в 17–19 вв. британцами, испанцами, голландцами, португальцами и другими европейскими морскими державами своих заморских колоний, а также последующая продажа награбленного на европейских рынках по цене спроса, позволили элитам названных стран создать мощные трансевропейские банки и запустить на континенте промышленную революцию.
Словом, с учетом того, что образование торгового капитала, то есть торговой инфраструктуры (включающей институты оценки стоимости тех или иных активов), торговых репутаций, технологий продаж и капитализации торговых активов, а также оборотных средств, существующих не обязательно в денежной форме, предшествовало формированию капиталов иных типов, торговый капитал суть материнский по отношению к ним.
Исторические корни капитализма — в торговле
«Именно олигархия (борьба государей с которой известна еще со времен списания долгов Солоном) создала капитализм как свой собственный проект, позволяющий контролировать экономические эффекты науки и саму науку, технику, технологию», — считает член Зиновьевского клуба МИА «Россия сегодня» методолог Тимофей Сергейцев. Но вот откуда появились сами олигархи? Не в связи ли с сосредоточением капитала в конкретных руках? И какого капитала? Утверждаю, что изначально — торгового, поскольку торговля, как отрасль жизнедеятельности человека, появилась задолго до возникновения промышленного производства и даже самих денег.
Торговая индустрия — вот то зерно, из которого постепенно, шаг за шагом вырос колос капитализма, ставший альфой и омегой Западной Европы, затем Нового света, а к 21 веку и почти всего мира.
Еще на заре человечества, сосредотачиваясь там, где совершался обмен товаров (в устьях рек, на перекрестках караванных и иных путей, в удобных для плавсредств бухтах и т. п.) торговцы создали инфраструктуру транспортировки товаров и их обмена, которая по мере своего развития потребовала введения и использования денег как универсального средства платежа.
Понятно, что такое средство потребовалось лишь тогда, когда от прямого обмена натуральным продуктом на внутренних рынках различные племена и народы приступили к собственно торговле — продаже продукции при помощи специализированных посредников (торговцев), осуществлявших перемещение товара (его отчуждение) на ДАЛЬНИЕ РАССТОЯНИЯ и получивших, таким образом, возможность самостоятельно и волюнтаристски устанавливать его продажную цену, то есть извлекать доход в денежной форме, что и стало начальной формой капитала.
Здесь следует иметь в виду, что чем дальше расстояние между местом производства товара и местом его продажи, тем больше маржинг. Причем последний зависит не столько от роста издержек на транспортировку продукции, сколько от степени отчужденности товара от производителя: чем дальше покупатель от производителя, тем меньше у него возможностей адекватно оценить товар. Безудержному росту рыночной цены товара способствуют также его дефицит и ажиотажный спрос. Все это имело место, например, в случае поставок в Европу пряностей из юго-восточной Азии в период «великих географических открытий».
Первым мыслителем, который обнаружил ключ к главной тайне капитализма, в одной из своих работ употребив вот это самое выражение — «ДАЛЬНИЕ РАССТОЯНИЯ», стал французский историк Фернан Бродель, который в своей знаменитой книге «Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV—XVIII вв." показал, что значил переход человечества к торговле на дальние расстояния для формирования торговой отрасли как таковой, а также капитала и капиталистического общества.
Бродель и другие авторы известного французского издания «Анналы» методично проследили, как первые торговцы создавали города нового типа (места расположения рынков, караван-сараев, складов и проч.) и морские порты, первые в истории человечества морские суда (строительство кораблей стало первой серьезной промышленной индустрией) — для транспортировки товара; и как они двигались из поселений в восточном Средиземноморье в Аттику, Адриатику и далее — к берегам Испании.
Фернан Бродель, его коллеги, а затем и многие другие европейские историки и экономисты проследили в итоге, как торговцы постепенно поставили в зависимость от своих интересов Византию и Рим и распространили влияние торговых домов на Ватикан и королевские дома стран центральной Европы, как поощряли географические открытия, захват и грабеж новых территорий и рабство, и как, в конечном счете, осуществили реформацию римско-католической церкви, породнились с сословной аристократией, сформировали транснациональную финансовую олигархию и навязали миру свою модель развития.
Сегодня наследники ведущих торговых кланов (современные западные олигархи, сделавшие себе состояния не обязательно на торговле) по-прежнему нацелены на захват любых рынков и установление в мире «глобального порядка» под своим контролем и в своих интересах.
И этой цели — захвату все новых и новых рынков, расширению количества и качества потребителей и т. п. — подчинено в Западном мире всё: политика, культура, средства массовой информации, наука и философия.
Никто в истории человечества не уничтожил столько людей, не устроил столько голодоморов4 и концлагерей и не наворотил такие горы лжи, как ведомые владельцами капиталов «самые продвинутые» европейские страны. Но пальцем они показывают в сторону России.
Мало обнаружить истину, её надо еще и осознать
Сам Бродель, как я полагаю, не понял истинного значения своего открытия. А между тем оно на порядок значительнее открытия Марксом феномена прибавочной стоимости и куда значительнее описания им же — в общих чертах — механизма образования ссудного процента. (Впрочем, вполне возможно, что те, чью тайну раскрыл французский историк, попросту не позволили популяризировать особо результаты его исследований).
Но вернусь к Марксу и его «Капиталу».
Не буду углубляться в обсуждение причин некоторых ошибок и умолчаний автора «Капитала», считавшего, в частности, что промышленный капитал, будучи более прогрессивным в сравнении с ссудным, со временем возьмет верх над банковским. С высоты 21 века мы видим, что в свое время ошибался не только Маркс, но и, к примеру, его главный оппонент — ведущий немецкий социолог рубежа 19–20 вв. Макс Вебер, который, в частности, утверждал, что капитализм порожден протестантской этикой, в то время как в действительности все обстояло ровно наоборот: именно развитие капитализма предопределило формирование новых (буржуазных) сословий и, следовательно, создание под них различных постхристианских церквей, включая протестантизм.

По факту, если Карл Маркс в своем анализе капитала, как саморазвивающейся сущности, обошел вниманием генезис торговой отрасли и финансовых институций, то Макс Вебер, скрупулезно исследуя протестантские общины и абсолютизируя их значение в экономическом развитии Запада возможно сознательно замаскировал тот очевидный факт, что капитализм на самом деле вырос из торговой индустрии, а не из крестьянских и иных домохозяйств.
Ни Маркс, ни Вебер, ни какие-либо другие великие умы человечества в 19-ом — начале 20 века «не заметили» особой роли в истории становления европейского капитализма Английской Ост-Индской, Голландской Ост-Индской, Французской Ост-Индской, Датской Ост-Индской и других подобных торговых компаний. А ведь именно Английской Ост-Индской компании принадлежит решающая роль в становлении великой Британской империи, «над которой никогда не заходило солнце».
Замечу в связи со сказанным, что имманентная агрессивность Запада и его предельный эгоизм объясняются, в первую очередь, именно его торгово-рыночной природой: продавцы не знают меры в борьбе за прибыль и рынки сбыта.
Земледелец, чья жизнь зависит от урожая, ради собственного выживания ведет перманентную борьбу с природой, что заставляет его объединяться с себе подобными в общины и иные коммунитарные объединения — пока, разумеется, есть свободная земля, а в той же России земли всегда хватало. В свою очередь, жизнь торговца всегда зависела от маржинга, то есть от прямого обмана или же мягкого принуждения потенциального покупателя (посредством рекламы) к приобретению того или иного товара по предлагаемой или навязываемой ему цене.

Что можно противопоставить джину наживы?
Торговцы — это коллективный джин, однажды выпрыгнувший из медного кувшина. Он творит чудеса, но он же является и объектом повышенного социального риска. Отсюда вопросы: стоит ли в принципе ограничивать действия и саму природу джина, и если да, то как это сделать?5
Одним из ключевых постулатов любой социально ориентированной доктрины всегда являлся тезис о необходимости введения государственного или гражданского контроля за ценообразованием в тех или иных сферах жизнедеятельности человека.
Стремление же реализовать этот тезис на практике всегда ломало не столько собственно маржинг и иные способы получения сверхприбыли теми, кто владел, распоряжался или управлял средствами производства, товаром и капиталом, сколько самих контролеров.
Так, марксизм и советский коммунизм предлагали свои рецепты того, как минимизировать эксплуатацию человека человеком в процессе производства (выход виделся в «справедливом» распределении произведенной продукции) или же упразднить ссудный процент, поставив под госконтроль банковские системы. Но вот упразднить торговую деятельность, как явление, не пытались даже в период «военного коммунизма» — из тех, видимо, соображений, что это практически равносильно уничтожению экономики как таковой.
Кстати, именно попытка подменить рыночную торговлю, например, товарами народного потребления в СССР их «социалистическим», то есть, фактически, административным распределением, породившим новую форму социального неравенства и товарный дефицит, стала основной предпосылкой краха советского проекта и причиной начала в СССР «перестройки». Не случайно либеральные реформы в России в 1992 году, то есть сразу же после упразднения Советского Союза и советской власти были начаты именно с отпуска цен и были сведены в итоге в основном к произвольному маржингу.
Призыв одного из архитекторов либеральных прозападных реформ в России Анатолия Чубайса строить «либеральную империю» стал, по сути, призывом к объединению жителей постсоветских стран вокруг импортной товарной массы, дутых капитализаций, халявной ренты и американского печатного станка.
К настоящему времени, по мере насыщения отечественных рынков товарными предложениями, возможности для неограниченной маржинальности заметно снизились и почти приблизились к европейским, и все же в российской экономике еще немало лакун, где возможны и картельные сговоры, например, между ведущими топливными компаниями об отпускных ценах на автомобильное топливо), скоординированная ценовая политика крупных торговых сетей, согласованная кредитная политика коммерческих банков и т. п. В конечном счете, антимонопольные и некоторые другие меры государства, направленные на ограничение сверхдоходов олигархических групп, оказываются бесполезными: любое вмешательство государственных или гражданских регуляторов выливается в итоге в увеличение продажной цены товара (в наценку) в связи с ростом «издержек».
Это не значит, что в современных науках не придуманы технологии введения умных и эффективных способов регулирования процессов ценообразования. Такие технологии известны. Другое дело, что на подобные технологии в настоящее время отсутствует спрос — политические системы практически всех стран мира контролируются олигархическими группами.
Россия — цивилизация не торговцев, но созидателей
Россия, в отличие от Западной Европы, всегда была страной и пространством с преимущественно земледельческим укладом и крестьянским образом жизни, предполагающим принципиально иную — ненасильственную, оборонительную, адаптивную и созидательную модель жизнедеятельности. Но что означает и предполагает констатация данного факта? Как минимум, она предполагает признание того, что Запад невозможно переделать или вразумить.
Очевидно, что если мы не будем понимать объективных (географических, экономических, антропологических, социально-исторических и иных) предпосылок тех или иных цивилизационных признаков и архетипов, мы никогда не поймем, почему из одного христианского древа, из одних и тех же священных текстов выросли две принципиально разные этические системы: западно-европейская с её демонстративной, но, в сущности, лицемерной толерантностью, скрывающей истинные экспансионистские цели Запада, и русско-российская (православная) — с её подчас топорным стремлением к правде и императивами совести и покаяния.
Мы должны понимать, что у Запада всегда будет свой глобальный проект как план обеспечения мирового господства и подавления на этом пути всех своих конкурентов, логично вытекающий из природы торговой экспансии, в то время как глобальный проект российской цивилизации может быть лишь ответом на вызовы и притязания глобального рынка.
Очевидно, что западный проект всегда был направлен на формирование в пределах концентрации торгового, промышленного и финансового капитала (то есть, на территории Европы и США) исключительной по своим правам и возможностям среды, продуцируя тем самым многочисленные опасности не только для не-западных цивилизаций, но для человечества как такового.

Как избежать этих опасностей и преодолеть надвигающуюся планетарную беду — вот ключевая задача современной научной мысли, которая коренным образом отличается от установки, до сих пор господствующей в умах западных ученых и связанной с абсолютной ценностью «прогресса», за которым на самом деле кроется не развитие человечества, а экспансия одного человеческого вида в пространство других видов с целью их подчинения.
Анализ возможных последствий глобализации прозападного (капиталистического) типа и формирование научно-методологической базы преодоления данного глобального вызова — вот миссия современной философии, ибо если какая-то научная дисциплина не ставит перед собой вопрос о будущем человечества и пределах его эмансипации, то она — все, что угодно, но только не философия.
Противостоять экспансии зарубежных торговцев и финансистов в пространство Русского мира и российских жизненных интересов можно только одним способом: укреплением собственных цивилизационных сущностей и объяснением представителям не-западных цивилизаций сущности современного Запада.6
Отечественная история полна примеров и доказательств того, что Россия динамично развивалась и процветала только тогда, когда обращалась к самой себе и опиралась в проведении социально-экономической политики государства, в первую очередь, на собственный цивилизационный потенциал и только во вторую — на зарубежный опыт. Загнивала же Россия и претерпевала разного рода кризисы и катаклизмы в периоды игр с Минотавром — так называемой конвергенции с Западом или же западопоклонства.
Вызовы по отношению к России со стороны экспансионистской Европы и не менее экспансионистских США следуют один за другим, и даже будучи неоднократно битым Россией, Запад очевидно продолжит свои атаки в восточном направлении — подобно тому, как в средние века нашей стране угрожали кочевые племена центральной Евразии.
1 Первый (краткий) вариант этой статьи этой статьи см. здесь

2 Автор статьи в данном случае не рассматривает философскую мысль в США, хотя самые громкие имена конца 20 — начала 21 вв. (Карл Поппер, Чарльз Райт Миллз, Фрэнсис Фукуяма, Иммануил Валлерстайн, Сэмюэль Хантингтон, etc.) — все это не столько из области философии или даже «аналитической философии», сколько из разного рода иных, смежных дисциплин и, прежде всего, — политологии и социологии, причем, идеологически ангажированных.

3 Качественный скачок в формировании в ряде передовых европейских стран финансового капитала, ставшего впоследствии основанием для осуществления промышленной революции в Старом свете, произошел в 16–17 веках — когда европейские торговые компании развернули деятельность по разграблению колоний.

4 С 1769 по 1790 гг. в Бенгалии (современная Индия) от голода, произошедшего в виду монополизации рынков продовольствия Британской Ост-Индской компании умерло более 10 млн. человек. В 1943 г. от действий британской администрации в Бенгалии умерло от голода до 4-х млн. человек

5 Ответы на эти вопросы известны, но они не являются предметом данной статьи.

6 Разница между западно-европейской и российской цивилизациями описаны автором в ряде научных и публицистических работ. См. Ценностные основания русской души и западно-европейского равнодушия. // Социально-гуманитарное обозрение. — № 2–3, 2017, с. 102–106. См. также: Чем конкретно русские люди отличаются от европейцев. // РИА-новости.