Уязвлённое самолюбие

СОКОЛОВ Максим
Комитет по международным делам великобританской палаты общин опубликовал доклад, утверждающий, что Россия «при проведении референдума в Македонии попытается сорвать или предотвратить ратификацию соглашения, которого недавно достигли Афины и Скопье в надежде покончить с многолетним спором о названии Республики Македония».
Имеется в виду подписанное месяц назад (но ещё подлежащее утверждению на референдуме) соглашение, по которому государство Македония впредь будет называться Северной Македонией. Лондон считает, что Москва намерена «использовать проблемы региона, чтобы воспрепятствовать установлению на Балканах мира и процветания» и «с учётом ведущей роли Лондона в сдерживании российской агрессии крайне важно, чтобы Великобритания приложила все возможные усилия для принятия независимого, справедливого и прозрачного решения (как называть Македонию. — М.С.)».
Спору об именовании столько же лет, сколько и самой независимой Македонии. Выход Македонии из состава распавшейся Югославии в 1991 году был мирным, Белград не препятствовал, ибо у него хватало забот с Хорватией и Боснией. Более всего это было похоже на выход советских республик Средней Азии из состава СССР. Будучи самыми бедными, они того даже особенно не желали, но союзному центру было уже не до них. Та же картина и с Македонией.
Но идеального спокойствия не бывает, и новообразованное государство сразу столкнулось с проблемами самоидентификации.
Одна — уже достаточно застарелая — была с Болгарией, которая не признаёт македонский язык самостоятельным, считая его всего лишь диалектом болгарского. Споры на этот счёт имели место еще в 1960-70-е годы, но с распадом СФРЮ они могли актуализироваться, и даже в том духе, что один язык, одна страна — Великобългария. К счастью, Болгария была слишком занята своими делами, и до этого не дошло.
Другая — с Грецией, которая считала, что Македонией можно называть только греческую провинцию, а все остальные самозванцы.
Эта идея греков замечательно сплотила. Помню, как в начале 1990-х в греческом ресторане маленького немецкого городка мне в качестве скатерти постелили плакат с объяснением греческой позиции по македонскому вопросу, и я соединял вкушение цацики и папуцаки с изучением геополитической аргументации.
Но и здесь далее ресторанной агитации и упорного греческого «Нет!» на все попытки Скопье встроиться в международные организации дело не пошло. Македония была слишком маленькой и к тому же миролюбивой, чтобы претендовать на земли Великой Македонии, а Греция, будучи тоже не очень сильной и не очень воинственной, к тому же не знала, что делать с этнически чуждым населением. Поэтому все четверть века дело ограничивалось символическими жестами.
К тому же появились более реальные заботы. Сперва и Греция, и Македония испытали на себе инфильтрацию албанцев, причём в Македонии в 2001 году дело чуть не дошло до косовского сценария. Затем, уже ближе к нашим дням, Балканы стали промежуточным этапом для великого переселения народов с Востока. Автохтоны — что греки, что славяне — оказались в ситуации «свой своему поневоле брат». Особенно перед лицом нашествия.
Когда сегодня Лондон приписывает Москве желание растравлять старые раны (да и раны ли? скорее, мелкие царапины — раны были немного севернее), чтобы «воспрепятствовать установлению на Балканах мира и процветания», всё это несколько отдаёт паранойей. А упоминание «ведущей роли Лондона в сдерживании российской агрессии» (где ведущей? всюду — от Полинезии до Гренландии?) напоминает о другом душевном недуге — мании величия. Тем более что единственной шероховатостью была высылка двоих русских дипломатов из Афин.
Уж чем они там нагрешили, неясно, но довольно неудобно, будучи аккредитованным в Афинах, вмешиваться в референдум, проводимый в Македонии.
Прочие же державы, включая Германию, чьё влияние на Балканах довольно велико (не сравнить с британским), а равно и США, которым вообще до всего есть дело, русского вмешательства на Балканах вообще не заметили. Возможно, справедливо оценивая весь символический сюжет как крайне малозначительный.
Принципиальность Лондона могла быть порождена сочетанием двух переживаний.
Во-первых, в XIX–XX веках влияние англичан на Балканах, в первую очередь в Греции, бывало довольно велико. Напомним, что Черчилль желал сочетать приятное с полезным, открывая Второй фронт именно на Балканах, ударом в «мягкое подбрюшье Европы», а после 1945 года Великобритания занесла в свой актив подавление коммунистического движения в Греции. Правда, всё это было давно и с тех пор многое переменилось, но фантомные боли сильны.
Во-вторых, после брексита и после различных перемен за океаном Британия оказалась в положении «блестящей изоляции». И на европейском театре, и на театрах других никто её не гонит, но никто и не слушает. Возникает острое желание любой ценой напомнить о себе — хоть дурацкой историей с Эймсбери-Солсбери, хоть подчёркиванием своей ведущей роли в македонской проблеме.
Выглядит всё это довольно жалко, но уязвлённое самолюбие не даёт покоя.

Источник