У нас большие проблемы: О провале продвижения «Русского мира» за рубежом
4 апреля 2019
04.04.2019 - 2:45
Депутат Государственной Думы Евгений Примаков (внук знаменитого главы Правительства РФ, МИД и СВР) про большие проблемы гуманитарного вектора международной политики России.
Центры науки и культуры по всему миру, конгрессы соотечественников, круглые столы и конференции, памятники нашим великим — российская гуманитарная политика бурлит, цветёт и бурно развивается. Но, несмотря на все эти достойные старания, я продолжаю утверждать: российская гуманитарная внешняя политика по-прежнему бестолкова и неэффективна. Она воспринималась как нелюбимая и непонятная «нагрузка» к Настоящей Политике, какие-то бирюльки, которыми приходится заниматься и терпеть их: кому бы это спихнуть? — а, вот Россотрудничество есть, пусть возятся, да ещё какие-то непонятные «соотечественники», с балалайкой, баяном и бюстом Александра Сергеевича.
О гуманитарном векторе международной политики России — вчера в Думе были парламентские слушания. Выступала Элеонора Митрофанова (Россотрудничество), Леонид Калашников (председатель Комитета по делам СНГ, евразийской интеграции и связям с соотечественниками, он же — организатор слушаний), Владимир Жириновский, Леонид Слуцкий. Говорили много важных и верных вещей.
Я рассчитывал тоже рассказать о том, что у нас происходит в сфере гуманитарного сотрудничества. Но в списке выступавших я был 17-й, время слушаний пошло на третий час, зал заметно опустел — я ушёл. Вероятно, к лучшему для присутствующих — я бы говорил вещи неприятные.
Напишу здесь (на свей странице в соцсети, – прим. РВ). Может так и толка больше будет.
Основные мысли организаторов — а нас снабдили и «справочными материалами», в которых были и многочисленные предложения по тому как нам всё реорганизовать и спасти — надо больше строить русских школ, продвигать русский язык и культуру, надо сделать большой и богатый фонд, который будет всё это финансировать (чуть что — сразу всё упирается в фонд, где много-много денег), надо активнее просить у Минфина денег на дополнительное финансирование, надо написать Концепцию гуманитарной политики России, Стратегию международного гуманитарного сотрудничества, и так далее.
Очень нужное дело, о чём говорила Маргарита Симоньян — наконец-то облегчить получение гражданства и прав на проживание, дикая проблема, с которой сталкиваются десятки тысяч человек, приезжая — на самом деле репатриируясь — на Родину, в Россию с Украины, из Казахстана и из других стран. «Карта русского» — учитывая все органические, постоянно проживающие в России и укоренённые народы, обладание русским языком как родным — хорошая идея, почему нет.
Да, концепция нужна — но даже не сам документ, а адекватный, с нормальной рефлексией и самокритикой анализ как мы оказались там, где оказались — и формулирование наших целей и задач. В документах слушаний написано про цели самих слушаний — предположим, что так или иначе это можно интерпретировать как подход к написанию целей гуманитарной политики:
— усиление роли России в мировом гуманитарном пространстве, распространение и укрепление позиций русского языка, популяризация национальной культуры, истории, образования России, консолидация диаспоры, использование для решения внешнеполитических задач инструментов «мягкой силы».
То, что стоит в списке последним — должно идти на первом месте.
Нет никакой отвлечённой и теоретической гуманитарной политики за всё хорошее и российское против всего нехорошего и антироссийского, нет и быть не может. Всюду, во всех странах это продвижение лояльности и ценностей в целях внешней политики. Это и есть политика. Нет никакой отвлечённой «роли России в гуманитарном пространстве», как нет и отвлечённого «продвижения русского языка» или нашей национальной культуры.
Гуманитарная политика — или политика в сфере гуманитарных ценностей и их реализации — является составной частью внешней политики России, инструментом борьбы против глобальной несправедливости, инструментом продвижения ценностей укрепления суверенитета, прав человека, укрепления дружественных отношений с Россией. Это не подпорка и не дополнение к официальной дипломатии, как бы обижены на меня не были сейчас профессиональные дипломаты, убежденные, что «посольство-нота-телеграмма-конференция» — единственный способ вести внешнюю политику. Целью нашей гуманитарной политики является солидаризация с Россией, к ней сводится «продвижение интересов», «продвижение языка» и так далее.
Сам термин «гуманитарный» в нашей традиции разительно отличается от того, что принято понимать под ним во всём остальном мире. И, к сожалению, работа коллег это ещё раз подтвердила.
Во всём мире: гуманитарный — относящийся к обеспечению качества жизни и прав человека. Это обязательно включает в себя и культуру с образованием, и искусство, но равно так же и базовые права на жизнь, медицинскую помощь, безопасность — и, обобщая, то к чему все постепенно приходим — право на развитие. Это и про культуру, и про «накормить голодающих».
В России: гуманитарный — связанный со сферой культуры, искусства, в отличие от сферы точных и естественных наук. Поэтому когда МИД, Россотрудничество, комитет по делам СНГ или по международным делам говорят о «гуманитарной политике» в нашей традиции, то они грубо исключают из неё — а потом и из работы вовсе — важнейшие темы, определяющие жизнь целого мира вокруг, который никак не описывается только «культурой» — театрами, выставками, концертами, памятниками, и так далее. Даже не исчерпывается «продвижением русского языка» — именно отсюда отвлечённые слова, сказанные гневным голосом о том, как меньше людей говорит по-русски и как мало мы «продвигаем» русский язык. Снова напишу обидное для многих профессиональных борцов за русский язык: мало кто изучает его из любви к Пушкину и Чехову, хотя наша великая литература и является нашим национальным сокровищем, привлекающим к нам умы и сердца людей по всему миру.
Русский язык снова зазвучит когда он станет «lingua franca» свободного мира, дающего возможности для межнационального общения, для социального развития, для нового роста в науке, в профессии, в бизнесе.
Китайский массово учат не для чтения «Искусства войны» в оригинале, хотя есть и такие увлечённые люди. Английский — не из-за Шекспира, французский — не для того, чтобы читать Дюма. Язык — это новый шанс. И мы можем строить сколько угодно школ и открывать сколько угодно классов, но они будут бесполезны и не спасут русский язык, если наши компании не начнут активно работать за рубежом, нанимать новых сотрудников с русским языком за рубежом, если наша наука и образование не даст в разы больше мест и стипендий для обучения студентов и научного обмена. Когда утилитарная выгода от изучения русского языка станет очевидной.
Нам необходимо отказаться от старой трактовки «гуманитарного» в политике, в социальной сфере — как во внешней, так и во внутренней (!) политике. Поразительно, что к этой мысли вплотную подошёл на парламентских чтениях Михаил Швыдкой — специальный представитель Президента по международному культурному сотрудничеству, казалось он должен был бы говорить только о том, что надо больше спектаклей и выставок, а он говорил: мы приезжаем в Киргизию и от нас ждут помощи, настоящей помощи.
Международный термин «гуманитарной политики» и «гуманитарного сотрудничества» шире, глубже, интереснее и перспективнее для нас. На практике это будет означать бОльшее внимание к вопросам международного развития, правам человека, бОльший уклон в сторону благотворительности — но никак не уменьшение работы по «продвижения» русского языка или искусства.
Дорого ли это для государства — да, дорого, но это не благотворительность, а вложение. Популярность образования и рынок образования огромен, доходы от обучения тех студентов, что приедут вслед за бесплатными «стипендиатами» составят десятки и даже сотни миллионов долларов, что подтверждает опыт университетов Австралии, Канады, Новой Зеландии — ранее не известные своими великими научными школами, они поставили университетское образование как бизнес-проект и зарабатывают на нём.
Достаточно ли мы богаты для того, чтобы бросаться снова спасать человечество, как мы делали это во времена СССР — нет. Проблемы, которые не решены у нас — дороги, школы в две-три смены, бесконечно «оптимизируемая» медицина — не позволяют нам сорить деньгами. Тем более тратить их на отвлечённые проекты «за всё хорошее», новые памятники и нелепые выставки с посиделками. То, что Россия вкладывает в гуманитарную политику должно окупаться.
Это должно продвигать наши компании на новых рынках, это должно обеспечить нашим компаниям занятость и контракты, это должно обеспечить то, что страны-реципиенты будут возвращать долги, что земли вокруг наших границ будут безопасны и никогда не станут базой для явной или неявной агрессии. Специалисты, занятые в «публичной дипломатии» — один из форматов этой самой «гуманитарной политики» знают какие невероятные деньги тратятся нашими фондами и институтами на круглые столы и конференции, куда собирают случайных людей, пилят бюджеты, воруют, списывают — без изначальной надежды даже на какую-то интеллектуальную, полезную для нас выгоду.
Надеюсь, что кому-то рано или поздно придёт в голову просто ввести мораторий на конференции, слёты и круглые столы, не обоснованные целями/задачами/оценкой эффективности. 90% этой активности — глупость и трата денег для того, чтобы кто-то мог потешить своё тщеславие или заработать на организации. Очень надеюсь, что каждый памятник и выставка будут проходить компетентный анализ — а можно ли было иначе, полезнее, потратить эти средства? Сколько стоили российские граффити в Косово, не те, что рисовали сами сербы — а те, что заказывали там на гуманитарные деньги, чтобы показать наше братство? Мне называли цифру: 90 тысяч евро было на это потрачено. Почти тонна медикаментов в пустые больницу и аптеки Косовской Митровицы, что доставляет туда Русская Гуманитарная Миссия на спонсорские деньги (не бюджетные) — 28 тысяч, точечно, чётко, под потребность и запрос.
Люди, которые тратят огромные средства на «красоту», когда у людей нет обезболивающих и антибиотиков — вы просто мерзавцы, самые настоящие. Это даже не про «гуманитарную политику», это этика.
Гуманитарная политика должна быть эффективной. Нужно думать об экономических показателях: обустройство больниц и лабораторий в кризисных районах продвигает медицинские технологии и фармпромышленность, отремонтированные школы в Ираке должны укреплять позиции нефтедобывающих компаний, русскоговорящие выпускники российских ВУЗов — должны быть самым дружественным для нас лобби и так далее. Сколько тратил Сорос или USAID на зарплаты и гранты — по $200-400 на специалиста — чтобы платить зарплаты чиновникам, профессуре и журналистам в Грузии — и как долго Грузия будет должна за это во всех смыслах.
Однажды ко мне в Общественную Палату пришёл достойный человек, с военной выправкой, уважаемый ветеран. Он предлагал поставить памятник русским казакам — в Джибути. Почему в Джибути? Зачем? Затем, что и там, в Африке, должны знать о русском казачестве. Если вы согласны с этим — мне вас не переубедить, жаль. Уважаю казачество. И не решился сказать ему, что это глупость и ересь.
С советских времён и далее мы делали несколько ошибок в нашей гуманитарной политике. Мы лезли всюду, где есть интерес у США, ради участия в соревновании систем — даже там, где у нас не было никакого интереса; мы были готовы снять и отдать последнюю рубаху, лишь бы осчастливить страдающее человечество. А когда мы надорвались и у нас закончилось всё, то остались только памятники и концерты, тем более, что гастролями театров и оркестров мы могли их как-то прокормить.
И мы отвыкли от приземлённой работы, от копания в земле — горделиво прикрывшись тем, что «гуманитарный — это про высокое, скрепы, искусство, дух», а не вот это вот, глупое тётёшканье с какими-то «экологами», «защитниками-правозащитниками», «врачами-диабетиками». Так постепенно мы ушли из огромного сектора, с которым прямо, непосредственно связано качество жизни людей в сферах наших интересов. А работа на земле осталась только у МЧС — в случае, если уже стряслась беда — и у Минобороны, что вообще не должно быть его заботой и головной болью.
Владимир Жириновский вчера сказал отлично: мы занимались тем, что давали скидки на газ и нефть, а американцы работали с неправительственными организациями.
Что случилось на Украине
Что случилось на Украине — разожравшиеся на нефтяных и газовых дисконтах элиты передрались, часть сбежала, часть нас предала. А мы остались один на один с обобранным населением Украины, у которого были уже промыты мозги, а неправительственные фонды и организации подвозили чай на Майдан. Потому что мы, с нашим высокомерием, считали, что элиты сами разберутся с народом — а мы с условным Януковичем между собой договоримся. Поэтому, кстати, и Порошенко у нас долго ходил в «партнёрах», потому что нам долго было ещё удивительно и непонятно, как же так, он же такой же продажный куркуль, как и прошлые, вон, конфеты делает, неужели нельзя договориться. А механизм изменился, старая история не работает, работает именно «гуманитарная политика».
Сейчас цели гуманитарного международного развития загнаны в повестке в дальний тёмный угол — а в нём, в том углу, происходит интереснейшее. Там собрались тихие дельцы и пауки, не любящие света и публичности. И они сильны, потому уже сейчас ясно, что даже МИД не будет вмешиваться в тему содействия международному развитию, шарахается от этой темы, она даже по смыслу выделена, выведена из «гуманитарного сектора», в котором остались одни только концерты с выставками и отвлечённая любовь к русскому языку.
На парламентских слушаниях много говорили о том, что законодательная основа у нас в гуманитарной политике слаба. Внезапно у всех стала короткая память — и все забыли про «Концепцию содействия международному развитию», 2014 года. Она была подписана Президентом России — и что же, про него тоже вдруг забыли? Россия тратит ежегодно до $1,000,000,000 (одного миллиарда долларов США) на проекты международного развития. И очень малая толика этого хоть как-то контролируется нашим Министерством иностранных дел, очень немного идёт на двусторонние проекты, кроме того, что делает МЧС и Министерство Обороны.
Кто же управляет этими средствами — Министерство финансов, заместитель министра Сергей Анатольевич Сторчак, человек безусловно умный. Раз за разом он продолжает утверждать, что у нас нет эффективных институтов и организаций, которые могут лучше него и Минфина распорядиться этими сотнями миллионов, которые должны и дальше направляться в международные фонды, в ООНовские агентства и программы целиком. Логика такова: там сидят Достойные и Приличные Господа, мы будем и далее платить им миллиард безвозвратно и щедро, потому что только они умеют и знают как этим распорядиться. Признаю, что наши взносы в ООН важны в смысле нашего влияния. Но вот вам пример:
В Косово и Метохии есть благотворительный фонд, который медленно и печально выкупает участки земли в сербских анклавах, чтобы они не перешли к албанцам — и обеспечивает сербское присутствие в Косово и Метохии, не позволяет выдавить оттуда сербов. Косово — главный внутри и внешнеполитический фактор для Сербии, то, почему Сербия не входит в НАТО и не присоединяется к антироссийским санкциям ЕС, то, что прямо и ежедневно влияет на стабильность власти в Белграде и положение президента Вучича. Фонд потратил полмиллиона евро за пять лет. Есть ли в этом фонде российские взносы? Нет, их там нет.
Но Россия, например, участвовала в открытии Банка развития африканских стран южнее Сахары, вместе с Японией, вложив туда несколько десятков миллионов долларов. Нет, не в проекты развития африканских стран южнее Сахары, подобранные, проанализированные, с участием российских компаний (как делают Китай, США и другие), а в открытие и финансирование банка.
Страшная догадка
Страшная догадка: а не является ли вот этот миллиард долларов в год (в среднем от года к году, плюс-минус) просто нашей платой в «Цивилизованное Человечество», той рентой, что получает от России международная бюрократия, наша им плата как символ нашей внутренней, коренной лояльности несмотря на независимую риторику?
Потому что половина этих средств даже не доходит до конкретных программ развития, а просто оседают в карманах международных организаций, фондов и служб. И Россия — Министерство Финансов России, в соответствии с соглашениями, платит и платит эту ренту. За удовольствие чувствовать себя в компании Достойных и Приличных Господ, возможность заседать с ними в опрятных европейских и американских офисах на управляющих советах.
Нам не нужно искать дополнительное финансирование из бюджета, нам не нужно просить ничего на гуманитарную политику сверх того, что тратит страна. Просто хотя бы десятая часть этого миллиарда должна быть перенаправлена на финансирование гуманитарной политики в соответствии с Концепцией содействия международному развитию, подписанной Президентом России.
Но я почти не верю в то, что это произойдёт. Потому что и Россотрудничество сейчас «задвинуло» тему содействия международному развитию в дальний угол, комфортный для международной бюрократии, и МИД наш реагирует на эту ситуацию как на удобную, неконфликтную и в целом устраивающую. Ведь Минфин страшен не меньше тех Достойных Приличных Господ — и Минфин может взять и зарезать покупку машин в посольство, или ставки не дать в консульский отдел, конечно — лучше не спорить. Проще не связываться. Даже обсуждается это так: «Ну ты понимаешь, старик, мы только за, на нас эта Концепция СМР висит, а финансирования на ней нет, но тут такое дело, всё сложно, лучше оставим как есть».
Осталось сказать про наши корпорации — но тут я написал всё ещё в посте про «Почему мы теряем Венесуэлу» — нежелание тратить хоть что-то, жадность, недалёкость, отсутствие государственных интересов, ожидание окрика из Администрации Президента. Культура инвестиций в гуманитарную политику пока отсутствует у нашего бизнеса, за редчайшими исключениями. Коктейли, джеты, баскетбольная команда как максимум. Признаю, что внутри России полегче — многое сами делают, что-то заставляют власти, но тут все под присмотром.
Итого, позитивная часть, что надо сделать для того, чтобы у нас была сильная и эффективная гуманитарная политика:
— надо менять терминологию,
— надо переориентировать работу на условия жизни и работу с неправительственным сектором с общих вопросов про «культуру», «язык вообще» и «духовность».
— надо вести экономическую оценку и оценку эффективности проектов,
— надо решить вопрос с миграционным законодательством и законодательством о гражданстве.
— надо перераспределить финансирование и прекратитесь платить ренту через Минфин, как минимум пересмотреть эти полномочия Минфина.
И вот тогда новая Концепция гуманитарной политики будет возможна, как и сама эта гуманитарная политика.
Читайте также: Новый «десант» в Венесуэле — Китай поддержал Россию против США (ФОТО, ВИДЕО)
Депутат Государственной Думы Евгений Примаков (внук знаменитого главы Правительства РФ, МИД и СВР) про большие проблемы гуманитарного вектора международной политики России.
Центры науки и культуры по всему миру, конгрессы соотечественников, круглые столы и конференции, памятники нашим великим — российская гуманитарная политика бурлит, цветёт и бурно развивается. Но, несмотря на все эти достойные старания, я продолжаю утверждать: российская гуманитарная внешняя политика по-прежнему бестолкова и неэффективна. Она воспринималась как нелюбимая и непонятная «нагрузка» к Настоящей Политике, какие-то бирюльки, которыми приходится заниматься и терпеть их: кому бы это спихнуть? — а, вот Россотрудничество есть, пусть возятся, да ещё какие-то непонятные «соотечественники», с балалайкой, баяном и бюстом Александра Сергеевича.
О гуманитарном векторе международной политики России — вчера в Думе были парламентские слушания. Выступала Элеонора Митрофанова (Россотрудничество), Леонид Калашников (председатель Комитета по делам СНГ, евразийской интеграции и связям с соотечественниками, он же — организатор слушаний), Владимир Жириновский, Леонид Слуцкий. Говорили много важных и верных вещей.
Я рассчитывал тоже рассказать о том, что у нас происходит в сфере гуманитарного сотрудничества. Но в списке выступавших я был 17-й, время слушаний пошло на третий час, зал заметно опустел — я ушёл. Вероятно, к лучшему для присутствующих — я бы говорил вещи неприятные.
Напишу здесь (на свей странице в соцсети, – прим. РВ). Может так и толка больше будет.
Основные мысли организаторов — а нас снабдили и «справочными материалами», в которых были и многочисленные предложения по тому как нам всё реорганизовать и спасти — надо больше строить русских школ, продвигать русский язык и культуру, надо сделать большой и богатый фонд, который будет всё это финансировать (чуть что — сразу всё упирается в фонд, где много-много денег), надо активнее просить у Минфина денег на дополнительное финансирование, надо написать Концепцию гуманитарной политики России, Стратегию международного гуманитарного сотрудничества, и так далее.
Очень нужное дело, о чём говорила Маргарита Симоньян — наконец-то облегчить получение гражданства и прав на проживание, дикая проблема, с которой сталкиваются десятки тысяч человек, приезжая — на самом деле репатриируясь — на Родину, в Россию с Украины, из Казахстана и из других стран. «Карта русского» — учитывая все органические, постоянно проживающие в России и укоренённые народы, обладание русским языком как родным — хорошая идея, почему нет.
Да, концепция нужна — но даже не сам документ, а адекватный, с нормальной рефлексией и самокритикой анализ как мы оказались там, где оказались — и формулирование наших целей и задач. В документах слушаний написано про цели самих слушаний — предположим, что так или иначе это можно интерпретировать как подход к написанию целей гуманитарной политики:
— усиление роли России в мировом гуманитарном пространстве, распространение и укрепление позиций русского языка, популяризация национальной культуры, истории, образования России, консолидация диаспоры, использование для решения внешнеполитических задач инструментов «мягкой силы».
То, что стоит в списке последним — должно идти на первом месте.
Нет никакой отвлечённой и теоретической гуманитарной политики за всё хорошее и российское против всего нехорошего и антироссийского, нет и быть не может. Всюду, во всех странах это продвижение лояльности и ценностей в целях внешней политики. Это и есть политика. Нет никакой отвлечённой «роли России в гуманитарном пространстве», как нет и отвлечённого «продвижения русского языка» или нашей национальной культуры.
Гуманитарная политика — или политика в сфере гуманитарных ценностей и их реализации — является составной частью внешней политики России, инструментом борьбы против глобальной несправедливости, инструментом продвижения ценностей укрепления суверенитета, прав человека, укрепления дружественных отношений с Россией. Это не подпорка и не дополнение к официальной дипломатии, как бы обижены на меня не были сейчас профессиональные дипломаты, убежденные, что «посольство-нота-телеграмма-конференция» — единственный способ вести внешнюю политику. Целью нашей гуманитарной политики является солидаризация с Россией, к ней сводится «продвижение интересов», «продвижение языка» и так далее.
Сам термин «гуманитарный» в нашей традиции разительно отличается от того, что принято понимать под ним во всём остальном мире. И, к сожалению, работа коллег это ещё раз подтвердила.
Во всём мире: гуманитарный — относящийся к обеспечению качества жизни и прав человека. Это обязательно включает в себя и культуру с образованием, и искусство, но равно так же и базовые права на жизнь, медицинскую помощь, безопасность — и, обобщая, то к чему все постепенно приходим — право на развитие. Это и про культуру, и про «накормить голодающих».
В России: гуманитарный — связанный со сферой культуры, искусства, в отличие от сферы точных и естественных наук. Поэтому когда МИД, Россотрудничество, комитет по делам СНГ или по международным делам говорят о «гуманитарной политике» в нашей традиции, то они грубо исключают из неё — а потом и из работы вовсе — важнейшие темы, определяющие жизнь целого мира вокруг, который никак не описывается только «культурой» — театрами, выставками, концертами, памятниками, и так далее. Даже не исчерпывается «продвижением русского языка» — именно отсюда отвлечённые слова, сказанные гневным голосом о том, как меньше людей говорит по-русски и как мало мы «продвигаем» русский язык. Снова напишу обидное для многих профессиональных борцов за русский язык: мало кто изучает его из любви к Пушкину и Чехову, хотя наша великая литература и является нашим национальным сокровищем, привлекающим к нам умы и сердца людей по всему миру.
Русский язык снова зазвучит когда он станет «lingua franca» свободного мира, дающего возможности для межнационального общения, для социального развития, для нового роста в науке, в профессии, в бизнесе.
Китайский массово учат не для чтения «Искусства войны» в оригинале, хотя есть и такие увлечённые люди. Английский — не из-за Шекспира, французский — не для того, чтобы читать Дюма. Язык — это новый шанс. И мы можем строить сколько угодно школ и открывать сколько угодно классов, но они будут бесполезны и не спасут русский язык, если наши компании не начнут активно работать за рубежом, нанимать новых сотрудников с русским языком за рубежом, если наша наука и образование не даст в разы больше мест и стипендий для обучения студентов и научного обмена. Когда утилитарная выгода от изучения русского языка станет очевидной.
Нам необходимо отказаться от старой трактовки «гуманитарного» в политике, в социальной сфере — как во внешней, так и во внутренней (!) политике. Поразительно, что к этой мысли вплотную подошёл на парламентских чтениях Михаил Швыдкой — специальный представитель Президента по международному культурному сотрудничеству, казалось он должен был бы говорить только о том, что надо больше спектаклей и выставок, а он говорил: мы приезжаем в Киргизию и от нас ждут помощи, настоящей помощи.
Международный термин «гуманитарной политики» и «гуманитарного сотрудничества» шире, глубже, интереснее и перспективнее для нас. На практике это будет означать бОльшее внимание к вопросам международного развития, правам человека, бОльший уклон в сторону благотворительности — но никак не уменьшение работы по «продвижения» русского языка или искусства.
Дорого ли это для государства — да, дорого, но это не благотворительность, а вложение. Популярность образования и рынок образования огромен, доходы от обучения тех студентов, что приедут вслед за бесплатными «стипендиатами» составят десятки и даже сотни миллионов долларов, что подтверждает опыт университетов Австралии, Канады, Новой Зеландии — ранее не известные своими великими научными школами, они поставили университетское образование как бизнес-проект и зарабатывают на нём.
Достаточно ли мы богаты для того, чтобы бросаться снова спасать человечество, как мы делали это во времена СССР — нет. Проблемы, которые не решены у нас — дороги, школы в две-три смены, бесконечно «оптимизируемая» медицина — не позволяют нам сорить деньгами. Тем более тратить их на отвлечённые проекты «за всё хорошее», новые памятники и нелепые выставки с посиделками. То, что Россия вкладывает в гуманитарную политику должно окупаться.
Это должно продвигать наши компании на новых рынках, это должно обеспечить нашим компаниям занятость и контракты, это должно обеспечить то, что страны-реципиенты будут возвращать долги, что земли вокруг наших границ будут безопасны и никогда не станут базой для явной или неявной агрессии. Специалисты, занятые в «публичной дипломатии» — один из форматов этой самой «гуманитарной политики» знают какие невероятные деньги тратятся нашими фондами и институтами на круглые столы и конференции, куда собирают случайных людей, пилят бюджеты, воруют, списывают — без изначальной надежды даже на какую-то интеллектуальную, полезную для нас выгоду.
Надеюсь, что кому-то рано или поздно придёт в голову просто ввести мораторий на конференции, слёты и круглые столы, не обоснованные целями/задачами/оценкой эффективности. 90% этой активности — глупость и трата денег для того, чтобы кто-то мог потешить своё тщеславие или заработать на организации. Очень надеюсь, что каждый памятник и выставка будут проходить компетентный анализ — а можно ли было иначе, полезнее, потратить эти средства? Сколько стоили российские граффити в Косово, не те, что рисовали сами сербы — а те, что заказывали там на гуманитарные деньги, чтобы показать наше братство? Мне называли цифру: 90 тысяч евро было на это потрачено. Почти тонна медикаментов в пустые больницу и аптеки Косовской Митровицы, что доставляет туда Русская Гуманитарная Миссия на спонсорские деньги (не бюджетные) — 28 тысяч, точечно, чётко, под потребность и запрос.
Люди, которые тратят огромные средства на «красоту», когда у людей нет обезболивающих и антибиотиков — вы просто мерзавцы, самые настоящие. Это даже не про «гуманитарную политику», это этика.
Гуманитарная политика должна быть эффективной. Нужно думать об экономических показателях: обустройство больниц и лабораторий в кризисных районах продвигает медицинские технологии и фармпромышленность, отремонтированные школы в Ираке должны укреплять позиции нефтедобывающих компаний, русскоговорящие выпускники российских ВУЗов — должны быть самым дружественным для нас лобби и так далее. Сколько тратил Сорос или USAID на зарплаты и гранты — по $200-400 на специалиста — чтобы платить зарплаты чиновникам, профессуре и журналистам в Грузии — и как долго Грузия будет должна за это во всех смыслах.
Однажды ко мне в Общественную Палату пришёл достойный человек, с военной выправкой, уважаемый ветеран. Он предлагал поставить памятник русским казакам — в Джибути. Почему в Джибути? Зачем? Затем, что и там, в Африке, должны знать о русском казачестве. Если вы согласны с этим — мне вас не переубедить, жаль. Уважаю казачество. И не решился сказать ему, что это глупость и ересь.
С советских времён и далее мы делали несколько ошибок в нашей гуманитарной политике. Мы лезли всюду, где есть интерес у США, ради участия в соревновании систем — даже там, где у нас не было никакого интереса; мы были готовы снять и отдать последнюю рубаху, лишь бы осчастливить страдающее человечество. А когда мы надорвались и у нас закончилось всё, то остались только памятники и концерты, тем более, что гастролями театров и оркестров мы могли их как-то прокормить.
И мы отвыкли от приземлённой работы, от копания в земле — горделиво прикрывшись тем, что «гуманитарный — это про высокое, скрепы, искусство, дух», а не вот это вот, глупое тётёшканье с какими-то «экологами», «защитниками-правозащитниками», «врачами-диабетиками». Так постепенно мы ушли из огромного сектора, с которым прямо, непосредственно связано качество жизни людей в сферах наших интересов. А работа на земле осталась только у МЧС — в случае, если уже стряслась беда — и у Минобороны, что вообще не должно быть его заботой и головной болью.
Владимир Жириновский вчера сказал отлично: мы занимались тем, что давали скидки на газ и нефть, а американцы работали с неправительственными организациями.
Что случилось на Украине
Что случилось на Украине — разожравшиеся на нефтяных и газовых дисконтах элиты передрались, часть сбежала, часть нас предала. А мы остались один на один с обобранным населением Украины, у которого были уже промыты мозги, а неправительственные фонды и организации подвозили чай на Майдан. Потому что мы, с нашим высокомерием, считали, что элиты сами разберутся с народом — а мы с условным Януковичем между собой договоримся. Поэтому, кстати, и Порошенко у нас долго ходил в «партнёрах», потому что нам долго было ещё удивительно и непонятно, как же так, он же такой же продажный куркуль, как и прошлые, вон, конфеты делает, неужели нельзя договориться. А механизм изменился, старая история не работает, работает именно «гуманитарная политика».
Сейчас цели гуманитарного международного развития загнаны в повестке в дальний тёмный угол — а в нём, в том углу, происходит интереснейшее. Там собрались тихие дельцы и пауки, не любящие света и публичности. И они сильны, потому уже сейчас ясно, что даже МИД не будет вмешиваться в тему содействия международному развитию, шарахается от этой темы, она даже по смыслу выделена, выведена из «гуманитарного сектора», в котором остались одни только концерты с выставками и отвлечённая любовь к русскому языку.
На парламентских слушаниях много говорили о том, что законодательная основа у нас в гуманитарной политике слаба. Внезапно у всех стала короткая память — и все забыли про «Концепцию содействия международному развитию», 2014 года. Она была подписана Президентом России — и что же, про него тоже вдруг забыли? Россия тратит ежегодно до $1,000,000,000 (одного миллиарда долларов США) на проекты международного развития. И очень малая толика этого хоть как-то контролируется нашим Министерством иностранных дел, очень немного идёт на двусторонние проекты, кроме того, что делает МЧС и Министерство Обороны.
Кто же управляет этими средствами — Министерство финансов, заместитель министра Сергей Анатольевич Сторчак, человек безусловно умный. Раз за разом он продолжает утверждать, что у нас нет эффективных институтов и организаций, которые могут лучше него и Минфина распорядиться этими сотнями миллионов, которые должны и дальше направляться в международные фонды, в ООНовские агентства и программы целиком. Логика такова: там сидят Достойные и Приличные Господа, мы будем и далее платить им миллиард безвозвратно и щедро, потому что только они умеют и знают как этим распорядиться. Признаю, что наши взносы в ООН важны в смысле нашего влияния. Но вот вам пример:
В Косово и Метохии есть благотворительный фонд, который медленно и печально выкупает участки земли в сербских анклавах, чтобы они не перешли к албанцам — и обеспечивает сербское присутствие в Косово и Метохии, не позволяет выдавить оттуда сербов. Косово — главный внутри и внешнеполитический фактор для Сербии, то, почему Сербия не входит в НАТО и не присоединяется к антироссийским санкциям ЕС, то, что прямо и ежедневно влияет на стабильность власти в Белграде и положение президента Вучича. Фонд потратил полмиллиона евро за пять лет. Есть ли в этом фонде российские взносы? Нет, их там нет.
Но Россия, например, участвовала в открытии Банка развития африканских стран южнее Сахары, вместе с Японией, вложив туда несколько десятков миллионов долларов. Нет, не в проекты развития африканских стран южнее Сахары, подобранные, проанализированные, с участием российских компаний (как делают Китай, США и другие), а в открытие и финансирование банка.
Страшная догадка
Страшная догадка: а не является ли вот этот миллиард долларов в год (в среднем от года к году, плюс-минус) просто нашей платой в «Цивилизованное Человечество», той рентой, что получает от России международная бюрократия, наша им плата как символ нашей внутренней, коренной лояльности несмотря на независимую риторику?
Потому что половина этих средств даже не доходит до конкретных программ развития, а просто оседают в карманах международных организаций, фондов и служб. И Россия — Министерство Финансов России, в соответствии с соглашениями, платит и платит эту ренту. За удовольствие чувствовать себя в компании Достойных и Приличных Господ, возможность заседать с ними в опрятных европейских и американских офисах на управляющих советах.
Нам не нужно искать дополнительное финансирование из бюджета, нам не нужно просить ничего на гуманитарную политику сверх того, что тратит страна. Просто хотя бы десятая часть этого миллиарда должна быть перенаправлена на финансирование гуманитарной политики в соответствии с Концепцией содействия международному развитию, подписанной Президентом России.
Но я почти не верю в то, что это произойдёт. Потому что и Россотрудничество сейчас «задвинуло» тему содействия международному развитию в дальний угол, комфортный для международной бюрократии, и МИД наш реагирует на эту ситуацию как на удобную, неконфликтную и в целом устраивающую. Ведь Минфин страшен не меньше тех Достойных Приличных Господ — и Минфин может взять и зарезать покупку машин в посольство, или ставки не дать в консульский отдел, конечно — лучше не спорить. Проще не связываться. Даже обсуждается это так: «Ну ты понимаешь, старик, мы только за, на нас эта Концепция СМР висит, а финансирования на ней нет, но тут такое дело, всё сложно, лучше оставим как есть».
Осталось сказать про наши корпорации — но тут я написал всё ещё в посте про «Почему мы теряем Венесуэлу» — нежелание тратить хоть что-то, жадность, недалёкость, отсутствие государственных интересов, ожидание окрика из Администрации Президента. Культура инвестиций в гуманитарную политику пока отсутствует у нашего бизнеса, за редчайшими исключениями. Коктейли, джеты, баскетбольная команда как максимум. Признаю, что внутри России полегче — многое сами делают, что-то заставляют власти, но тут все под присмотром.
Итого, позитивная часть, что надо сделать для того, чтобы у нас была сильная и эффективная гуманитарная политика:
— надо менять терминологию,
— надо переориентировать работу на условия жизни и работу с неправительственным сектором с общих вопросов про «культуру», «язык вообще» и «духовность».
— надо вести экономическую оценку и оценку эффективности проектов,
— надо решить вопрос с миграционным законодательством и законодательством о гражданстве.
— надо перераспределить финансирование и прекратитесь платить ренту через Минфин, как минимум пересмотреть эти полномочия Минфина.
И вот тогда новая Концепция гуманитарной политики будет возможна, как и сама эта гуманитарная политика.
Читайте также: Новый «десант» в Венесуэле — Китай поддержал Россию против США (ФОТО, ВИДЕО)
Источник - Русская весна
