Апрельская сверхсмертность в Москве: сокрытие жертв коронавируса или…?
1 января 1970
16.05.2020 - 16:33
Москва — главный очаг коронавирусной эпидемии в России, на неё приходится около половины выявленных заражений. Апрель — первый месяц активного развития эпидемии. Не мудрено, что апрельская статистика смертности по Москве представляет особый интерес для всех, кто пытается разобраться в происходящем.
Первые итоги трудно назвать позитивными. По официальным данным столичной мэрии (динамика регистрации актов гражданского состояния — Портал открытых данных Правительства Москвы) за минувший месяц умерло 11 846 москвичей, или на 18,4% больше, чем в апреле 2019 года, когда ЗАГСы столицы зафиксировали только 10 005 смертей.
Апрельская вспышка смертности нарушила общую тенденцию последнего десятилетия, в течение которого смертность систематически снижалась (например, в первом квартале 2020 году ушло из жизни на 3,8% граждан России меньше, чем за аналогичный период предыдущего года, смертность в Москве в апреле выросла на 15,5%).
При этом на утро 1 мая в числе жертв COVID-19 числилось 658 москвичей. Почти все из них скончались в апреле, поскольку в марте смерти от коронавирусной инфекции были лишь единичными. А откуда же тогда взялись ещё 1183 избыточные апрельские смерти?
Эта статистика выбивает последнюю опору из-под доктрины коронаскептиков, уверяющих, что на самом деле смертность в ходе пандемии не растёт, а за жертвы коронавируса выдаются умершие по иным причинам. Как видим, смертность растёт, и весьма ощутимо. Также очевидно, что безумную идею — выдавать «статистически ожидаемых» покойников за пострадавших от эпидемии — никто не реализует.
В жертвы COVID-19 не только не записывают «ожидаемых», туда также не попали свыше тысячи «сверхплановых», избыточных смертей, превысивших привычную апрельскую норму. Если бы власти действительно стремились надеть народу «чёрные очки», упускать такую возможность было бы крайне нерасчётливо.
Зато сильный аргумент получили фанаты западного мира, которые не верят, что смертность от коронавируса в России намного меньше, чем в обожаемой ими Европе. Теперь у них есть повод утверждать, что «путинский режим» скрывает реальные масштабы жертв.
Кроме того, к обнаружившейся повышенной смертности апеллируют противники самоизоляции, требующие немедленно отменить ограничения бизнеса и считающие, что к людскими потерям приводит не столько коронавирус, сколько вызванные противоэпидемическими мерами экономический кризис и потеря доходов. Им представляется, что прирост «некоронавирусной» смертности оказался вдвое выше «коронавирусной».
Что же значат эти цифры на самом деле?
Прежде всего, делать однозначные выводы по статистике одного месяца преждевременно.
Рост смертности на 18,4% включает две компоненты: 6,5%, бесспорно вызванных коронавирусом и 11,9%, причина которых пока непонятна.
Надо сказать, что стохастические колебания месячной смертности порядка 10%, не связанные с какой-то очевидной причиной, типа августовской жары 2010 года или нынешнего коронавируса, уже случались. Например, в марте 2015 года смертность подскочила на 10,2% в масштабах целой страны, что дало повод любителям «конспиративной статистики» предположить, что таким образом «Путин легализует тайные потери на Донбассе».
В Москве неожиданный всплеск смертности на 13,7% наблюдался в апреле 2018 года (10 825 случаев против 9 517 в апреле 2017-го Число зарегистрированных умерших (оперативные данные) — государственная статистика), хотя никакого COVID-19 тогда в помине не было.
Тем не менее совпадение нынешнего всплеска смертности с началом массового распространения коронавируса заставляет рассматривать влияние эпидемии как версию номер один. Правда, механизмы этого влияния могут быть разнообразны.
Для начала стоит отвергнуть связь повышенной смертности с ухудшением экономического состояния (вынужденные отпуска, локауты, снижение валютного курса и т. д.). Безусловно, начавшийся в апреле экономический кризис имеет высокие шансы аукнуться ростом летальных исходов, это вполне закономерно.
Правда, главным драйвером депрессии выступят не столько нерабочие дни на самоизоляции, сколько падение нефтяных цен (критическую зависимость национального ВВП от углеводородного рынка пока никто не отменил). Но, каким бы ни был драйвер кризиса, его влияние на смертность всегда носит отложенный характер, проявляясь, как минимум, на полгода позже.
В первый месяц только банкроты вешаются (а это, к счастью, явление очень редкое), в целом же народ движется некоторое время по инерции, проедая накопленные запасы и растрачивая накопленное здоровье.
Самый жёсткий в новейшей истории России экономический кризис 1998 года разразился в августе, но статистику 1998-го испортить не успел, цифры смертности поползли вверх только в 1999-м. То же самое можно сказать и про финансово-экономический кризис 2008 года, и про обвал нефтяных цен в 2014 году. Так же и на этот раз, холодное дыхание кризиса демография должна почувствовать не раньше осени.
Гораздо более вероятно то, что значительная часть избыточных смертей — действительно неучтённые жертвы коронавируса. Кто-то из них мог быть сознательно скрыт, ведь вопреки убеждениям коронаскептиков, власти всех уровней заинтересованы скорее приуменьшить, нежели преувеличить нанесённый эпидемией урон.
Показателен самый первый случай смерти от коронавируса в России, когда медицинской официоз объявил, что причиной стал не COVID-19, а отрыв тромба. Это объяснение выглядело смехотворно (если вообще уместно говорить о смехе в подобных трагических обстоятельствах), так как любая вирусемия наносит жёсткий удар по дыхательной и сердечно-сосудистой системе, в том числе провоцируя обрывы тромбов, инфаркты и иные негативные последствия.
Не будь тяжёлого течения инфекции, тромб не оборвался бы так рано. С таким же успехом можно заявлять, что все инфицированные умирают не от вируса, а от пневмонии, остановки сердца, удушья и так далее…
И всё же, несмотря на выраженное нежелание медицинских и административных руководителей всех уровней оказаться в передовиках по коронавирусной смертности, вряд ли число сознательно неучтённых сопоставимо с числом официально признанных жертв COVID-19.
Такое значительное искажение картины было бы трудно спрятать, и мы бы уже получили множественные подтверждения манипуляций, подобно случаю с обрывом тромба. Гораздо вероятнее, что существенная часть умерших от коронавируса была просто упущена из виду: либо не делались тесты, либо больной вообще не обращался за помощью.
Надо сказать, что всплеск смертности, заметно превышающий официальные данные о жертвах коронавируса, наблюдается во многих странах. Россия в данном случае далеко не лидер. Если у нас выявлено превышение на 1,1 тысячу в Москве и 0,3 тысячи в Петербурге, то в Нью-Йорке, например, за тот же период превышение избыточных смертей над коронавирусными составило 4,3 тысячи, в Нидерландах (сравнимых по населению с Москвой) — 4,2 тысячи, а в Великобритании (превышающей Москву по населению в пять раз) и вовсе 16,7 тысяч (см. New York Times, «71,000 Missing Deaths: Tracking the True Toll of the Coronavirus Outbreak», updated May 12, 2020).
В провинции Бергамо, эпицентре итальянской трагедии, в марте было зарегистрировано 2060 смертей от коронавируса на 1,1 миллиона населения, в то время как избыточная смертность, превысившая среднестатистические значения этого месяца, достигла 4 500 человек.
Поэтому разрыв между фактическим приростом смертности и официальными данными о летальности коронавируса — не продукт «лукавого путинского режима», а типичная картина даже для самых либеральных политических систем. Кстати, когда китайцы, уточнив данные по провинции Хубэй, добавили к трём тысячам умерших от COVID-19 ещё одну тысячу, в западной прессе начались ехидные уколы в адрес «лживой статистики КНР». Похоже, теперь самим обладателям «эталона честности» придётся вносить в свою статистику поправки гораздо более значительные.
Многие исследователи объясняют возникающий разрыв недоучётом реальной коронавирусной смертности: из-за дефицита и несовершенства тестов; отсутствия опыта у медицинского персонала, упускающего нетипичные симптомы; а пуще всего — из-за беспечности самих инфицированных, до конца не допускавших мысли, что банальная с виду простуда может обернуться трагическим финалом и потому не попавших под наблюдение врачей.
Однако считать, что все избыточные смерти относятся только к жертвам коронавируса, по какой-то причине не попавшим в официальную статистику — слишком односторонний подход. Эпидемия может повлечь и косвенные смерти: например, инфаркты и инсульты у людей, переживающих стресс из-за страха заразиться или из-за инфицирования близких.
Также отвлечение лучших медицинских сил на борьбу с коронавирусом могло послужить учащению летальных исходов при других болезнях: заняты места в стационарах, переносятся важные операции, заболели лечащие доктора и т. д.
Так или иначе, оказались ли избыточные умершие непосредственно инфицированы новым коронавирусом или пострадали от косвенных последствий его распространения, всё это потери, причинённые эпидемией. Слишком примитивно обвинять в этих потерях ту или иную публичную линию, чрезмерную коронафобию или чрезмерный коронаскептицизм.
Если бы в обществе распространялось меньше тревожной информации о COVID-19, возможно, меньше людей умерло бы на фоне стресса, зато больше людей могло умереть от того, что пренебрегло своевременным обращением за медицинской помощью.
Нагнетание страха заставило бы многих вовремя разглядеть симптомы болезни, но усугубило бы панику. То есть, куда ни кинь, всюду клин.
Судя по практике многих стран, избыточные смерти, не идентифицированные как смерть от коронавируса, но тесно связанные с его нашествием, — неизбежный шлейф эпидемии, по крайней мере, на первом её этапе.
Оценить подлинный размер этого шлейфа в России и в Москве можно будет только через несколько месяцев, когда мы точно сможем отличить тенденцию от случайных колебаний (всё же 10–12% отклонения — не та цифра, по которой можно делать однозначные выводы; в Бергамо избыточная неопределённая смертность превышала среднестатистическую почти втрое).
Впрочем, каждый новый месяц даёт всё больше знаний о коронавирусной инфекции. Открываются не только скрытые умершие, но гораздо более многочисленные скрытые выздоровевшие, своевременно не выявленные, но успешно перенёсшие болезнь. Поэтому цифры летальности и инфицирования, как и возможный размер «иммунизированной прослойки» населения, будут постоянно уточняться.
Читайте также: Донбасский Лев: героический путь и гибель командира разведчиков ДНР (ВИДЕО)
Биолог, демограф, депутат Тульской областной Думы Владимир Тимаков
Москва — главный очаг коронавирусной эпидемии в России, на неё приходится около половины выявленных заражений. Апрель — первый месяц активного развития эпидемии. Не мудрено, что апрельская статистика смертности по Москве представляет особый интерес для всех, кто пытается разобраться в происходящем.
Первые итоги трудно назвать позитивными. По официальным данным столичной мэрии (динамика регистрации актов гражданского состояния — Портал открытых данных Правительства Москвы) за минувший месяц умерло 11 846 москвичей, или на 18,4% больше, чем в апреле 2019 года, когда ЗАГСы столицы зафиксировали только 10 005 смертей.
Апрельская вспышка смертности нарушила общую тенденцию последнего десятилетия, в течение которого смертность систематически снижалась (например, в первом квартале 2020 году ушло из жизни на 3,8% граждан России меньше, чем за аналогичный период предыдущего года, смертность в Москве в апреле выросла на 15,5%).
При этом на утро 1 мая в числе жертв COVID-19 числилось 658 москвичей. Почти все из них скончались в апреле, поскольку в марте смерти от коронавирусной инфекции были лишь единичными. А откуда же тогда взялись ещё 1183 избыточные апрельские смерти?
Эта статистика выбивает последнюю опору из-под доктрины коронаскептиков, уверяющих, что на самом деле смертность в ходе пандемии не растёт, а за жертвы коронавируса выдаются умершие по иным причинам. Как видим, смертность растёт, и весьма ощутимо. Также очевидно, что безумную идею — выдавать «статистически ожидаемых» покойников за пострадавших от эпидемии — никто не реализует.
В жертвы COVID-19 не только не записывают «ожидаемых», туда также не попали свыше тысячи «сверхплановых», избыточных смертей, превысивших привычную апрельскую норму. Если бы власти действительно стремились надеть народу «чёрные очки», упускать такую возможность было бы крайне нерасчётливо.
Зато сильный аргумент получили фанаты западного мира, которые не верят, что смертность от коронавируса в России намного меньше, чем в обожаемой ими Европе. Теперь у них есть повод утверждать, что «путинский режим» скрывает реальные масштабы жертв.
Кроме того, к обнаружившейся повышенной смертности апеллируют противники самоизоляции, требующие немедленно отменить ограничения бизнеса и считающие, что к людскими потерям приводит не столько коронавирус, сколько вызванные противоэпидемическими мерами экономический кризис и потеря доходов. Им представляется, что прирост «некоронавирусной» смертности оказался вдвое выше «коронавирусной».
Что же значат эти цифры на самом деле?
Прежде всего, делать однозначные выводы по статистике одного месяца преждевременно.
Рост смертности на 18,4% включает две компоненты: 6,5%, бесспорно вызванных коронавирусом и 11,9%, причина которых пока непонятна.
Надо сказать, что стохастические колебания месячной смертности порядка 10%, не связанные с какой-то очевидной причиной, типа августовской жары 2010 года или нынешнего коронавируса, уже случались. Например, в марте 2015 года смертность подскочила на 10,2% в масштабах целой страны, что дало повод любителям «конспиративной статистики» предположить, что таким образом «Путин легализует тайные потери на Донбассе».
В Москве неожиданный всплеск смертности на 13,7% наблюдался в апреле 2018 года (10 825 случаев против 9 517 в апреле 2017-го Число зарегистрированных умерших (оперативные данные) — государственная статистика), хотя никакого COVID-19 тогда в помине не было.
Тем не менее совпадение нынешнего всплеска смертности с началом массового распространения коронавируса заставляет рассматривать влияние эпидемии как версию номер один. Правда, механизмы этого влияния могут быть разнообразны.
Для начала стоит отвергнуть связь повышенной смертности с ухудшением экономического состояния (вынужденные отпуска, локауты, снижение валютного курса и т. д.). Безусловно, начавшийся в апреле экономический кризис имеет высокие шансы аукнуться ростом летальных исходов, это вполне закономерно.
Правда, главным драйвером депрессии выступят не столько нерабочие дни на самоизоляции, сколько падение нефтяных цен (критическую зависимость национального ВВП от углеводородного рынка пока никто не отменил). Но, каким бы ни был драйвер кризиса, его влияние на смертность всегда носит отложенный характер, проявляясь, как минимум, на полгода позже.
В первый месяц только банкроты вешаются (а это, к счастью, явление очень редкое), в целом же народ движется некоторое время по инерции, проедая накопленные запасы и растрачивая накопленное здоровье.
Самый жёсткий в новейшей истории России экономический кризис 1998 года разразился в августе, но статистику 1998-го испортить не успел, цифры смертности поползли вверх только в 1999-м. То же самое можно сказать и про финансово-экономический кризис 2008 года, и про обвал нефтяных цен в 2014 году. Так же и на этот раз, холодное дыхание кризиса демография должна почувствовать не раньше осени.
Гораздо более вероятно то, что значительная часть избыточных смертей — действительно неучтённые жертвы коронавируса. Кто-то из них мог быть сознательно скрыт, ведь вопреки убеждениям коронаскептиков, власти всех уровней заинтересованы скорее приуменьшить, нежели преувеличить нанесённый эпидемией урон.
Показателен самый первый случай смерти от коронавируса в России, когда медицинской официоз объявил, что причиной стал не COVID-19, а отрыв тромба. Это объяснение выглядело смехотворно (если вообще уместно говорить о смехе в подобных трагических обстоятельствах), так как любая вирусемия наносит жёсткий удар по дыхательной и сердечно-сосудистой системе, в том числе провоцируя обрывы тромбов, инфаркты и иные негативные последствия.
Не будь тяжёлого течения инфекции, тромб не оборвался бы так рано. С таким же успехом можно заявлять, что все инфицированные умирают не от вируса, а от пневмонии, остановки сердца, удушья и так далее…
И всё же, несмотря на выраженное нежелание медицинских и административных руководителей всех уровней оказаться в передовиках по коронавирусной смертности, вряд ли число сознательно неучтённых сопоставимо с числом официально признанных жертв COVID-19.
Такое значительное искажение картины было бы трудно спрятать, и мы бы уже получили множественные подтверждения манипуляций, подобно случаю с обрывом тромба. Гораздо вероятнее, что существенная часть умерших от коронавируса была просто упущена из виду: либо не делались тесты, либо больной вообще не обращался за помощью.
Надо сказать, что всплеск смертности, заметно превышающий официальные данные о жертвах коронавируса, наблюдается во многих странах. Россия в данном случае далеко не лидер. Если у нас выявлено превышение на 1,1 тысячу в Москве и 0,3 тысячи в Петербурге, то в Нью-Йорке, например, за тот же период превышение избыточных смертей над коронавирусными составило 4,3 тысячи, в Нидерландах (сравнимых по населению с Москвой) — 4,2 тысячи, а в Великобритании (превышающей Москву по населению в пять раз) и вовсе 16,7 тысяч (см. New York Times, «71,000 Missing Deaths: Tracking the True Toll of the Coronavirus Outbreak», updated May 12, 2020).
В провинции Бергамо, эпицентре итальянской трагедии, в марте было зарегистрировано 2060 смертей от коронавируса на 1,1 миллиона населения, в то время как избыточная смертность, превысившая среднестатистические значения этого месяца, достигла 4 500 человек.
Поэтому разрыв между фактическим приростом смертности и официальными данными о летальности коронавируса — не продукт «лукавого путинского режима», а типичная картина даже для самых либеральных политических систем. Кстати, когда китайцы, уточнив данные по провинции Хубэй, добавили к трём тысячам умерших от COVID-19 ещё одну тысячу, в западной прессе начались ехидные уколы в адрес «лживой статистики КНР». Похоже, теперь самим обладателям «эталона честности» придётся вносить в свою статистику поправки гораздо более значительные.
Многие исследователи объясняют возникающий разрыв недоучётом реальной коронавирусной смертности: из-за дефицита и несовершенства тестов; отсутствия опыта у медицинского персонала, упускающего нетипичные симптомы; а пуще всего — из-за беспечности самих инфицированных, до конца не допускавших мысли, что банальная с виду простуда может обернуться трагическим финалом и потому не попавших под наблюдение врачей.
Однако считать, что все избыточные смерти относятся только к жертвам коронавируса, по какой-то причине не попавшим в официальную статистику — слишком односторонний подход. Эпидемия может повлечь и косвенные смерти: например, инфаркты и инсульты у людей, переживающих стресс из-за страха заразиться или из-за инфицирования близких.
Также отвлечение лучших медицинских сил на борьбу с коронавирусом могло послужить учащению летальных исходов при других болезнях: заняты места в стационарах, переносятся важные операции, заболели лечащие доктора и т. д.
Так или иначе, оказались ли избыточные умершие непосредственно инфицированы новым коронавирусом или пострадали от косвенных последствий его распространения, всё это потери, причинённые эпидемией. Слишком примитивно обвинять в этих потерях ту или иную публичную линию, чрезмерную коронафобию или чрезмерный коронаскептицизм.
Если бы в обществе распространялось меньше тревожной информации о COVID-19, возможно, меньше людей умерло бы на фоне стресса, зато больше людей могло умереть от того, что пренебрегло своевременным обращением за медицинской помощью.
Нагнетание страха заставило бы многих вовремя разглядеть симптомы болезни, но усугубило бы панику. То есть, куда ни кинь, всюду клин.
Судя по практике многих стран, избыточные смерти, не идентифицированные как смерть от коронавируса, но тесно связанные с его нашествием, — неизбежный шлейф эпидемии, по крайней мере, на первом её этапе.
Оценить подлинный размер этого шлейфа в России и в Москве можно будет только через несколько месяцев, когда мы точно сможем отличить тенденцию от случайных колебаний (всё же 10–12% отклонения — не та цифра, по которой можно делать однозначные выводы; в Бергамо избыточная неопределённая смертность превышала среднестатистическую почти втрое).
Впрочем, каждый новый месяц даёт всё больше знаний о коронавирусной инфекции. Открываются не только скрытые умершие, но гораздо более многочисленные скрытые выздоровевшие, своевременно не выявленные, но успешно перенёсшие болезнь. Поэтому цифры летальности и инфицирования, как и возможный размер «иммунизированной прослойки» населения, будут постоянно уточняться.
Читайте также: Донбасский Лев: героический путь и гибель командира разведчиков ДНР (ВИДЕО)
Биолог, демограф, депутат Тульской областной Думы Владимир Тимаков
Источник - Русская весна
