«Феномен московского урбанизма» — хорошо это или плохо?
1 января 1970
05.07.2020 - 2:00
Публицист Дмитрий Ольшанский – о том, какие формы принимает у отечественных чиновников мода на все западное
«Как это происходит на совсем свежем историческом материале, как набирает силу очередная импортная мода — и во что она превращается, когда наши чиновники за неё берутся, — можно увидеть в истории так называемого урбанизма.
Идеология нового городского планирования — когда-то невинная, симпатичная, придуманная, в частности, американской писательницей Джейн Джекобс, — была только про то, что на смену монструозному потоку людей и грузов промышленного центра должно приходить одушевлённое, соразмерное человеку, а не безликому муравью публичное пространство. Иными словами, урбанисты хотели сказать, что нам нужна клумба, а не ещё одна огромная транзитная магистраль. Это направление мысли удачно совпало в западной истории с медленной смертью заводов и железных дорог — и подарило взамен индустрии офисному человеку много парковой и площадной милоты.
Но что же случилось в России, когда — это было лет десять назад — урбанизм таинственным образом поженился с миром московской мэрии?
Возникла огромная, лязгающая и хрустящая миллиардами долларов машина тотального и насильственного переделывания столицы. Машина, которая с безразличием злобного инопланетянина из давних фантастических книжек игнорировала все желания и нужды тех самых местных жителей, о которых когда-то заботились Джекобс и её коллеги, и насаждала один и тот же тупой шаблон, списанный из чужих книжек: безумных размеров пустые тротуары, скверно уложенная и заменяемая каждые несколько месяцев плитка, пёстрые фонарики, непременные велосипеды, чтобы несущиеся на них подростки создали у зазевавшегося прохожего ощущение бардака в аду, ну и, конечно, срубленные старые деревья, на смену которым приходят сухие веточки в кадках, выживание которых не только не нужно, но даже и вредно. Ведь если дерево вырастет, то когда ты потратишь бюджет на новое дерево на его месте? Через сто лет?
Таким образом, смысл модного учения, пересаженного в нашу кадку, перевернулся: там, где была тонкая забота о городском окружении человека, образовалась воровская гигантомания, обращённая в никуда, и лавочки, однажды поставленные на Ленинградском проспекте лицом к бешеному движению — такой же её символ, как и пустой обледеневший тротуар, по которому мог бы пройти полк, но не ходит, поскольку полгода — зима.
Для окончательного совершенства этого русского жанра — „найди на Западе что-нибудь остро современное и сделай из этой субстанции дубину для наших начальников, чтобы они выколачивали ею деньги и мучили людей“ — требовалось бы ещё и репрессировать тех урбанистов, которые принесли свою моду в Москву, но, к счастью, на этот раз обошлось.
Думаю, скоро нас ждёт новое воплощение этого скорбного сюжета, но только теперь чиновники будут играть уже не в комфортную городскую среду, а в политкорректность.
Будет у нас свой государственный феминизм и мультикультитранснебинаризм — с манерами и приёмами козлопритыкинского управления КГБ, райкома ВЛКСМ и тому подобного досаафа пополам с обэхээсэсом.
Дело в том, что популярная ныне в передовых державах — и успешно заимствованная нашими либеральными активистами — риторика постоянного унижения и покаяния, дешёвого психотерапевтического беспокойства по поводу „травм“, суетливой оскорблённости меньшинств, свирепых общественных судов с изгнанием виноватого отовсюду, оруэлловского морального и речевого контроля — дивным образом подходит для издевательства над русским человеком.
Сколько уголовных дел можно открыть!
И как хорошо будет разоблачать „сексизм“ и „шовинизм“ с любой высокой трибуны.
И как удобно натравливать одних на других, и шантажировать их, и запугивать, а всё во имя самых светлых идей.
Нынешние борцы за новую этику — так это у них называется, — которые сейчас заняты в основном побиванием интеллигентов старшего возраста, не сумевших понять, что за резкую шутку или глупую пьяную выходку надо отныне годами пластаться в грязи, — эти несчастные борцы ещё не подозревают, какая развернётся феерия, когда их свежие идеи заберёт себе государство, а их самих, разумеется, оттеснят далеко на обочину совсем другие пострадавшие от сексизма-шовинизма, а именно мордатые и крепкие что твой трактор начальники и начальницы».
Читайте также: Евросоюз выразил своё недовольство изменением Конституции России
Публицист Дмитрий Ольшанский – о том, какие формы принимает у отечественных чиновников мода на все западное
«Как это происходит на совсем свежем историческом материале, как набирает силу очередная импортная мода — и во что она превращается, когда наши чиновники за неё берутся, — можно увидеть в истории так называемого урбанизма.
Идеология нового городского планирования — когда-то невинная, симпатичная, придуманная, в частности, американской писательницей Джейн Джекобс, — была только про то, что на смену монструозному потоку людей и грузов промышленного центра должно приходить одушевлённое, соразмерное человеку, а не безликому муравью публичное пространство. Иными словами, урбанисты хотели сказать, что нам нужна клумба, а не ещё одна огромная транзитная магистраль. Это направление мысли удачно совпало в западной истории с медленной смертью заводов и железных дорог — и подарило взамен индустрии офисному человеку много парковой и площадной милоты.
Но что же случилось в России, когда — это было лет десять назад — урбанизм таинственным образом поженился с миром московской мэрии?
Возникла огромная, лязгающая и хрустящая миллиардами долларов машина тотального и насильственного переделывания столицы. Машина, которая с безразличием злобного инопланетянина из давних фантастических книжек игнорировала все желания и нужды тех самых местных жителей, о которых когда-то заботились Джекобс и её коллеги, и насаждала один и тот же тупой шаблон, списанный из чужих книжек: безумных размеров пустые тротуары, скверно уложенная и заменяемая каждые несколько месяцев плитка, пёстрые фонарики, непременные велосипеды, чтобы несущиеся на них подростки создали у зазевавшегося прохожего ощущение бардака в аду, ну и, конечно, срубленные старые деревья, на смену которым приходят сухие веточки в кадках, выживание которых не только не нужно, но даже и вредно. Ведь если дерево вырастет, то когда ты потратишь бюджет на новое дерево на его месте? Через сто лет?
Таким образом, смысл модного учения, пересаженного в нашу кадку, перевернулся: там, где была тонкая забота о городском окружении человека, образовалась воровская гигантомания, обращённая в никуда, и лавочки, однажды поставленные на Ленинградском проспекте лицом к бешеному движению — такой же её символ, как и пустой обледеневший тротуар, по которому мог бы пройти полк, но не ходит, поскольку полгода — зима.
Для окончательного совершенства этого русского жанра — „найди на Западе что-нибудь остро современное и сделай из этой субстанции дубину для наших начальников, чтобы они выколачивали ею деньги и мучили людей“ — требовалось бы ещё и репрессировать тех урбанистов, которые принесли свою моду в Москву, но, к счастью, на этот раз обошлось.
Думаю, скоро нас ждёт новое воплощение этого скорбного сюжета, но только теперь чиновники будут играть уже не в комфортную городскую среду, а в политкорректность.
Будет у нас свой государственный феминизм и мультикультитранснебинаризм — с манерами и приёмами козлопритыкинского управления КГБ, райкома ВЛКСМ и тому подобного досаафа пополам с обэхээсэсом.
Дело в том, что популярная ныне в передовых державах — и успешно заимствованная нашими либеральными активистами — риторика постоянного унижения и покаяния, дешёвого психотерапевтического беспокойства по поводу „травм“, суетливой оскорблённости меньшинств, свирепых общественных судов с изгнанием виноватого отовсюду, оруэлловского морального и речевого контроля — дивным образом подходит для издевательства над русским человеком.
Сколько уголовных дел можно открыть!
И как хорошо будет разоблачать „сексизм“ и „шовинизм“ с любой высокой трибуны.
И как удобно натравливать одних на других, и шантажировать их, и запугивать, а всё во имя самых светлых идей.
Нынешние борцы за новую этику — так это у них называется, — которые сейчас заняты в основном побиванием интеллигентов старшего возраста, не сумевших понять, что за резкую шутку или глупую пьяную выходку надо отныне годами пластаться в грязи, — эти несчастные борцы ещё не подозревают, какая развернётся феерия, когда их свежие идеи заберёт себе государство, а их самих, разумеется, оттеснят далеко на обочину совсем другие пострадавшие от сексизма-шовинизма, а именно мордатые и крепкие что твой трактор начальники и начальницы».
Читайте также: Евросоюз выразил своё недовольство изменением Конституции России
Источник - Русская весна
