Откуда мужество у христианского воина?

ГЛУШЕНКОВ Григорий
21 июня — день Феодора Стратилата, который ещё со времён Византии считается покровителем православного воинства.
Связь христианства с военными победами нередко ставится под сомнение. Бытует представление, что христианство не содействует укреплению воинского духа, поскольку является религией мученичества, самоуничижения, в самых радикальных случаях звучат обвинения христиан чуть ли не в мазохизме. В качестве антитезы распространяется мода не героические культы, на роль которых примеряют ислам или разные виды язычества.
Через призму индивидуального, эгоистического опыта, такие рассуждения выглядят логичными. Житие того же Феодора Стратилата прежде всего связано с истязаниями, которым этого римского военачальника подверг император Ликиний. Кажется, что этот пример учит терпеть унижения, а не побеждать. Кажется, что преимущество в сражениях должны получать агрессивные, брутальные типы, предпочитающие убивать других, а не умирать сами.
Но коллективный опыт всего человечества парадоксальным образом свидетельствует об обратном. Триумфальные военные успехи прошлого принадлежат именно христианским народам, которые за редким исключением выходили победителями в противостояниях с иноверцами. Все великие империи, выжившие в горниле исторической конкуренции к началу ХХ века, — а главным критерием этой конкуренции служил меч, — это христианские империи, покоящиеся на силе христианского оружия. Напротив, язычество, которое с лёгкой руки современных реконструкторов получило ореол героической религии, оказалось на редкость небоеспособным, — настолько небоеспособным, что к сегодняшнему дню не сохранилось ни одного сколько-нибудь приверженного язычеству государства.
Парадоксальное противоречие между индивидуальным и коллективным опытом объясняется просто. Оно вызвано коренным различием между показным брутальным мужеством и мужеством глубинным, стоическим.
Показное брутальное мужество восходит к архетипичскому инстинкту брачных турниров. Это поведение, характерное для большинства животных, сражающихся за самку. Вызывающее устрашающее поведение, демонстрация мускулинных черт — типичная боевая стратегия подобных турниров. Её можно обнаружить и у бойцовых петушков, и у копытных животных, например, горных козлов. Огромные рога, надувшиеся гребни, растопыренные крылья, яркая раскраска, воинственные кличи — это арсенал военных приёмов, более приличествующий для фауны. Что-то очень похожее — боевые раскраски, татуировки, демонстрацию бицепсов, оскорбительные возгласы — мы наблюдаем в практике примитивных племён, и в современной брутальной субкультуре. Такой тип поведения очень популярен у американских боксёров.
Поскольку в глубине каждого человека сохраняется звериное начало, стратегия такого рода бывает эффективной и среди людей. Она апеллирует к инстинкту страха, когда противник на подсознательном уровне оценивает степень угрозы. Внешняя брутальность помогает подавить противника психологически ещё до начала схватки.
В то же время звериные инстинкты зыбки. Любой из нас видел, с какой лёгкостью собака, с резвым лаем начавшая преследование удаляющегося человека, в мгновение ока обращается в бегство, увидев в его руке палку или камень. Для победы в войне нужно мужество иной природы. Нужны, как говорил Лев Гумилёв, повторявший старинную монгольскую мудрость — люди длинной воли, то есть те, кто не подчиняется скоротечным инстинктам, а умеет владеть собой даже в экстремальных испытаниях.
Мой товарищ-десантник, отвоевавший полтора года в Афгане и побывавший во многих переделках, не раз повторял: «Настоящего героя никогда заранее не узнаешь». Настоящий герой не наделён бросающимися в глаза брутальными чертами и демонстративным поведением. Главная черта настоящего героя — стойкость, качество, вырастающее из терпения.
Христианство воспитало новый тип людей, способных укрощать собственные инстинкты. В основе христианской духовной практики лежит способность отказываться от своего эгоистического «я» во имя более высоких ценностей. В частности, это отказ от своего «я» во имя коллективного «мы» христианской общины, христианского народа, христианского государства. Такой человек имеет мало шансов, чтобы стать первым на турнире бойцовых петушков, скорее он вовсе туда не попадёт — зато он имеет много шансов оказаться последним, кто останется удерживать огневой рубеж перед лицом превосходящих сил противника. Его не пугает собственная смерть, собственное личное поражение в борьбе за индивидуальное существование на земле — он способен принести себя в жертву во имя победы своего народа, во имя национального бессмертия.
Ещё одно незаменимое воинское качество, непосредственно вытекающее из христианского мировоззрения — дисциплина. Здесь отказ от собственного «я» воплощается в подчинении своей эгоистической воли интересам своей воинской части и воле командира. Что представляет собой такая, спаянная коллективной дисциплиной армия, лучше всего выразил Наполеон во время войны французов, среди которых было немало новобранцев, с профессиональными египетскими воинами-мамлюками:
«Один мамлюк был сильнее одного француза; он был лучше натренирован и вооружен. Сто мамлюков могли биться со ста французами, имея шансы на успех. Но при столкновении двух отрядов, численность каждого из которых превышала 200 всадников, шансы находились на стороне французов». Такой эффект мультипликации воинской силы дала французским призывникам привычка к самодисциплине, воспитанная в обществе христианской традиции.
Суммируя те качества, которые даёт воину дух христианства, уже не воспринимаешь как парадокс то, что христианские армии стали самыми сильными армиями в мире, а христианские державы заняли первое место в ряду могущественнейших держав.